Смерть в семье

– У меня не было случая выяснить это о себе, – честно призналась я. – Но я, естественно, огорчусь, если истинный преступник не понесет наказания.

– Естественно.

– Вы мне не верите?

– Не сказал бы, что мне часто приходилось иметь дело с честной прислугой. По моему опыту слуги не склонны скорбеть о почивших хозяевах – их больше заботит, кому по завещанию достанутся хозяйские штиблеты.

– Тогда у них, наверное, очень бедные хозяева.

Мистер Бертрам кивнул:

– Может, и так. Но я клоню к тому, что низшие классы, как правило, не доверяют высшим, а высшие – в нашем случае выше среднего – не доверяют полиции.

– Боитесь огласки? – догадалась я.

– Именно так. Не желаем выставлять свои семейные дела на потеху публике. Но, возможно, недоверие к полицейским основано еще и на том, что эти люди не способны достичь нашего уровня жизни.

– А вы считаете сержанта Дэвиса порядочным человеком?

Мистер Бертрам пожал плечами:

– У вас есть другие вопросы, Эфимия?

– Есть. Скажите, кого вы защищаете.

Мы снова уставились друг на друга в упор. Затем, к моему удивлению, он все-таки ответил:

– Господь свидетель, есть только один человек, которого можно заподозрить в этом убийстве. Но я, разумеется, буду отрицать, что наш с вами разговор имел место, если у вас не хватит ума сохранить его в тайне.

– Конечно, – кивнула я, – вы ведь джентльмен.

Он слегка покраснел, но за словом в карман не полез:

– А вы служанка.

– У нас разное общественное положение, но, мне кажется, схожие моральные устои.

– Сударыня, вы обвиняете меня в наличии морали?

– Не смейтесь, сударь. Я думаю, вы поступили нечестно, украв книгу из библиотеки, но сделали это из лучших побуждений. Вы хотели кого-то защитить. Кого же?

– Мою сводную сестру Риченду. Родственники у меня довольно эксцентричные, но Риченду я люблю больше всех.

– И на этом основании вы готовы простить ей убийство? Теперь я понимаю, почему вы не можете найти общий язык с полицией.

– Нет, не понимаете. Я не знаю наверняка, виновна ли Риченда в убийстве, а если виновна, не одобряю ее поступок. Но у нее есть смягчающие обстоятельства.

– Вы хотите сказать, что мистер Лафайетт был замечен в недостойном поведении?

– Для моего кузена можно было бы составить исчерпывающую эпитафию из слухов. Она бы звучала…

– Могу догадаться, – перебила я. – Значит, ваш кузен был близок с мисс Ричендой?

Он поморщился:

– Скажем, я всегда думал, что причиной столь поспешного бегства Риченды из дома было не только ее желание заняться политикой.

– Не понимаю…

– Она уехала, когда здесь поселился кузен Жорж.

– Ах, тогда ясно.

– Надеюсь, ничего вам не ясно, – пробормотал мистер Бертрам.

– Но она ведь появилась в доме после убийства.

– Отличное алиби.

– Если вы считаете ее неспособной на преступление, тогда да. Я бы сказала, что алиби идеальное. По-моему, на юридическом языке это называется «невиновность».

– А вы уверены, что она появилась после? – Встав с кресла, мистер Бертрам подошел к кровати и откинул скомканное покрывало.

Я подобралась, готовая спасаться бегством, но он всего лишь взял с постели книгу и открыл ее:

– Посмотрите.

Я опасливо подошла поближе с другой стороны кровати. Он наблюдал за моими перемещениями с кривой усмешкой.

– Если бы у меня были бесчестные намерения по отношению к вам, Эфимия, я не стал бы тянуть время. «Бесчестные намерения» в данном случае означает…

– Я знаю, что это означает, – отрезала я.

– Ну конечно. – Он спокойно взглянул мне в глаза. – А теперь идите сюда, иначе не разглядите чертеж.

Я покрепче сжала метелку. Рукоятка была крепкая и увесистая, так что при необходимости можно будет хорошенько огреть его. Я обошла вокруг кровати и остановилась на расстоянии вытянутой руки от мистера Бертрама. Но он, похоже, не собирался на меня нападать – развернул открытую книгу и показал на плане проход, ведущий с торца дома к служебной лестнице и дальше в коридор для прислуги, по которому можно попасть в библиотеку.

– Вероятно, это то, что называется «тайный ход». Риченда могла войти через него в особняк незамеченной и добраться до библиотеки. Затем ей не составило бы труда так же незаметно вернуться к служебной лестнице и сделать вид, будто она только что вошла в дом с парадного входа.

– Вы думаете, эта потайная дверь не была заперта на замок?

– Вряд ли. Это же большое дворянское поместье, едва ли кто-нибудь решится на грабеж посреди бела дня. А вот на ночь дверь, скорее всего, запирают. У моего отца богатейшая коллекция фарфора, но даже самый смелый вор не решится идти на преступление при дневном свете. А Риченда…

– Могла бы соврать, если бы ее застукали, что она воспользовалась тайным ходом, чтобы устроить отцу сюрприз.

– Я хотел сказать, что Риченде смелости не занимать, но вы правы: если бы кто-то ее увидел, она сумела бы объяснить свое появление.

– И все равно это очень дерзкий план.

Мистер Бертрам кивнул:

– Однако, согласитесь, вполне осуществимый.

– Вы сказали «тайный ход»? – задумчиво уточнила я.