Смерть в рассрочку

Проблемы секса занимали умы всей армии. Десятки тысяч преимущественно молодых мужчин изнывали без женщин. Мимолетные связи счастливчиков с немногочисленным контингентом врачей, медсестер, связисток, наемных штабных работниц никак не решали проблемы. И доставались эти женщины, как правило, мужикам постарше — генералитету и старшему офицерству. Об этом знали все, и сексуально удовлетворенное начальство даже не скрывало своих отношений с наложницами. Никто не опасался огласки, поскольку все были в одинаковом положении. Оно несколько изменилось, когда из Союза в Афганистан на существующие, но преимущественно надуманные армейские должности хлынули тысячи молодых женщин в поисках легких заработков и мужей. Но и это лишь незначительно удовлетворило сексуальные потребности армии. И женская тема в свободное от боев время продолжала занимать умы солдат и офицеров.

— Ну ладно, оседлал полковник курву из финчасти или она его — один хрен! — кричал старший лейтенант с распаренной от водки физиономией. — Так эта сучка еще ездит с ним и пытается нам указания давать, как службу нести!

— И все, кроме полковника, знают, что его молодой порученец в его же кабинете ставит ее раком, и на его же письменном столе загибает ей салазки, — со смехом добавил бледный от выпитого сосед-капитан с расстегнутой до пояса курткой.

— А помните вашу фельдшерицу, с которой переспали, кажется, все офицеры части? — спросил взрослый не по званию лет тридцати лейтенант. — Я ее еще раньше знал и имел, как хотел.

— Ну, помним, помним. Хорошая женщина была. Правда потом пошла по чужим рукам, и не вниз, а вверх. Говорят, теперь в Кабуле с генералом живет.

— Точно. Встретил я ее на свою беду на кабульском базаре. Тащила с шофером к машине, где сидел ее генерал, громадный ковер. Я сам хотел помочь — все-таки ничего плохого от нее не знал. А она безо всяких «здравствуйте» высокомерно так приказывает: «Помогите шоферу, капитан». «Ты что, — говорю, — не узнаешь меня, Наташа?» «Не узнаю, — заявляет. — Но вижу, что вы плохо воспитаны для офицера. Берегитесь же». Признаюсь, в бою никогда так не терялся, как в тот раз. А она этак нервно дергает плечиком и обращается к своему ожидавшему в машине генерал-майору: «Прикажи ему, Павел». В общем-то, я человек выдержанный, а тут меня прямо с резьбы сорвало. Чтобы какая-то прошмандовка, которую я имел во все места… Короче, выложил я все, что о ней думал и уже совершенно по дурости прошелся по моральному облику генерала. А результат перед вами… Вот-вот должны были дать майора и батальон. Вместо этого сняли две звездочки и направили к вам, можно сказать, на передовую. Это, конечно, ерунда. Я и так по тылам не кантовался. Но мать их…

— Теперь придется тебе искать докторшу, чтобы восстановить звание, — с улыбкой сказал Кондратюк и под смех офицеров продолжал, меняя тему: — А знаете, что первоначально означало это: мать твою имел?.. Сначала это татарское выражение было вовсе не ругательством, а приветствием. И означало расположение к человеку, так как тот, кому сообщалась эта информация о матери, возможно, являлся его сыном или дочерью.

— Или выблядком, — язвительно заметил кто-то со стороны. — А вот у меня в Союзе была баба! Ну, братцы!..

— Знаем, слышали, надоело, — остановили его.

— Не береди душу.

— У меня самая свежая новость. Только что узнал, что наш спасатель капитан Кондратюк в отпуске женился.

— Да ну?.. Опупел, что ли?..

— Точно, — с улыбкой подтвердил Игорь, — опупел. Влюбился сразу и на всю жизнь.

Все сразу оживленно заговорили:

— Если и не всю жизнь, то хорошо уже то, что так кажется.

— Кто знает, сколько той жизни осталось.

— Да и надо ли сирот плодить?

— Я думаю иначе, — не согласился капитан — Если убьют, то останется на земле моя плоть и кровь, а может быть, и хорошие мозги, так как дураком я себя я не считаю.

— Слушай, ты ведь недавно из Союза. Как там?

— Наверное, везде по разному. Лично меня ошарашило вот что. Прихожу в исполком, чтобы потолковать о льготной очереди на квартиру, а там — толпа евреев весьма почтенного возраста и, оказывается, — все «афганцы»… Записали меня где-то во вторую сотню претендентов.

— Вот где настоящее блядство!.. Сволочи!.. Те, кто это устраивает, еще худшее мурло… — посыпались реплики.

— Может быть и хуже. Но кто из вас видел в Афгане хоть одного еврея? В армии, я имею в виду?

— Я видел — в политуправлении армии.

— Лично я никогда не страдал юдофобией, — заметил Василий. — Но раз об этом заговорили, могу привести такой факт. Кажется в 1919 году, когда Ленин был болен, сионисты добились в Совнаркоме принятия закона о смертной казни за антисемитизм. Значит, все остальные нации можно было поливать грязью, угнетать, оскорблять безнаказанно, а еврея не тронь, иначе — пуля. Точно не могу сказать, но, по-моему, этот закон до сих пор никто не отменял. Так что вы тут поосторожней с выражением своих симпатий и антипатий, — рассмеялся он.

— А ты не врешь?.. Это же идиотизм!.. Как могли допустить такое?.. — загалдели собеседники.