Смерть в подземке

Напившись кофе, он позвонил в «Скорпион», узнал новости и вызвал машину. Новости были утешительные, вселяющие оптимизм; Петр Кузьмич с трудом натянул куртку, рассовал по карманам содержимое аптечки, сигареты, пистолет и запасные обоймы. Перед уходом он все-таки не удержался и заглянул в гараж, чтобы проверить, что там да как. В гараже все было в полном порядке: бетономешалку и мешки из-под цемента и гравия убрали, пол чисто подмели, и теперь ничто здесь не напоминало о ночных событиях. Дно осмотровой ямы было гладко забетонировано; свежий бетон уже начал подсыхать, делаясь из темно-серого светлым, белесым. Его девственная чистота не слишком резала глаз: все-таки это был частный гараж, а не ремонтная мастерская, и его хозяин был достаточно состоятельным человеком, чтобы не держать машин, которые оставляют после себя лужицы протекшего моторного масла повсюду, где им случается остановиться хотя бы на минуту. Поэтому в гараже всегда было чисто, да и какое, в сущности, это имело значение? Если Вышегородцева вдруг начнут искать, то осмотровая яма в гараже его загородного дома станет последним местом, которое придет ищейкам на ум.

Через двадцать минут у ворот остановилось такси. Водитель посигналил; калитка открылась, вышедший из нее человек медленно, с трудом, стараясь не потревожить травмированную руку, забрался на заднее сиденье, и машина укатила, оставив позади опустевший особняк, отныне служивший своему хозяину надгробием.

Сидевший за рулем крепкий, коротко остриженный мужчина лет сорока посмотрел на пассажира в зеркало заднего вида и ахнул:

— Господи, ну и вид у вас! Что с рукой, Кузьмич?

— Локоть раздроблен, — сообщил Стрельцов.

— Елки зеленые, что ж вы творите-то?! Вам же в больницу надо! Срочно! Руку хотите потерять?

— У меня еще одна имеется, — напомнил Стрельцов. — Хотя… — Он заколебался, поскольку лучше водителя знал, насколько тот прав. — Нет, Гриша, больница подождет. Я должен там присутствовать и все увидеть своими собственными глазами. А лучше — пощупать, чтобы уж наверняка. Второй раз со мной этот фокус не пройдет… Так вы установили точное место?..

— Да, — сказал таксист, который был таким же таксистом, как Петр Кузьмич Стрельцов оперным басом. — Я все никак не привыкну к нынешней технике. Насколько все-таки проще стало работать! Не то что в наши времена.

— Проще, — согласился Стрельцов. — Но, к сожалению, не только нам.

Техника, о которой так восторженно отозвался сидевший за рулем начальник оперативного отдела ЧОП «Скорпион» Григорий Банщиков, в данном случае представляла собой скрытый радиомаяк, передававший сигнал прямо на спутник, который, в свою очередь, транслировал его на компьютер, установленный в офисе «Скорпиона». Фактически это была широко распространенная в наше время спутниковая система обнаружения, которой частенько оборудуют дорогие автомобили на случай угона, естественно отличавшаяся от стандартной рядом дополнительных качеств и возможностей. Она была скрытно установлена на автомобиле Николая Николаевича Безродного в первую же ночь после того, как он его купил. Ник-Ник напрасно тратился, приобретая и устанавливая под капотом своего пикапа сходную систему, значительно уступавшую той, что уже была надежно спрятана внутри корпуса; он мог бы неплохо сэкономить, если бы спонсоры и деловые партнеры потрудились его об этом предупредить. Но, отдавая приказ об установке радиомаяка, Стрельцов заботился не о Безродном, а о себе: он не верил, что осторожность бывает излишней, и не собирался рисковать, позволяя старому клоуну бесконтрольно перемещаться в пространстве с полными карманами чужих алмазов. Человек может сто раз знать, что брать чужое некрасиво и опасно, причем сплошь и рядом смертельно опасно; он может даже не иметь предосудительной склонности к присвоению чужого имущества. Но бывают искушения, преодолеть которые слабая человеческая натура просто-напросто неспособна. Для кого-то это золотое колечко, неосмотрительно оставленное на виду хозяйкой дома в день приема гостей, для кого-то — ключ, торчащий в замке зажигания брошенной каким-то растяпой в темном дворе дорогой машины. Но свой предел прочности, за которым человек ломается и, перестав корчить из себя праведника, тянет загребущие лапы к чужому имуществу, есть у каждого — в этом Петр Кузьмич был убежден глубоко и искренне.