Смерть в облаках

– Это проливает некоторый свет на молодые годы мадам Жизель, – заметил Фурнье.

Тибо кивнул:

– Насколько я могу судить, Мари Морисо служила бонной или швеей, когда познакомилась с этим Леманом.

– Надо полагать, он оказался мерзавцем, поскольку бросил ее вскоре после свадьбы, и она сменила фамилию на девичью. Дочь попала в Институт Марии в Квебеке, где и воспитывалась. Мари Морисо вскоре уехала из Квебека – думаю, с мужчиной – во Францию. Она откладывала деньги, и со временем у нее скопилась круглая сумма, которую должна была получить дочь по достижении двадцати одного года. В то время Мари Морисо, вне всякого сомнения, вела беспорядочную жизнь и предпочитала воздерживаться от близких отношений с кем бы то ни было.

– Каким образом девушка узнала, что является наследницей?

– Мы поместили объявления в нескольких журналах, и одно из них попалось на глаза директору Института Марии. Она написала или телеграфировала миссис Ричардс, которая находилась в это время в Европе, но собиралась вернуться в Штаты.

– А кто такой этот Ричардс?

– Американец или канадец из Детройта, занимается производством хирургических инструментов.

– Он не сопровождает жену?

– Нет, он остался в Америке.

– Высказала ли она какие-либо предположения о возможных причинах убийства ее матери?

Адвокат покачал головой:

– Она ничего не знает о ней. Хотя директор Института Марии называла ей девичью фамилию матери, она не смогла ее вспомнить.

– Похоже, ее появление на сцене едва ли поспособствует раскрытию убийства, – заметил Фурнье. – Должен признать, что я возлагал на нее надежды, которые не оправдались. По моему мнению, круг подозреваемых сужается до трех человек.

– Четырех, – поправил его Пуаро.

– Думаете, четырех?

– Не я так думаю, а согласно вашей гипотезе, которую вы изложили мне, круг подозреваемых не может ограничиваться тремя лицами.

Неожиданно он сделал резкий жест рукой.

– Два мундштука, курдские трубки и флейта – не забывайте о флейте, друг мой.

Фурнье издал сдавленный звук, но в этот момент распахнулась дверь, и пожилой клерк, шамкая, объявил:

– Леди вернулась.

– Ну вот, – сказал Тибо, – теперь вы сможете увидеть наследницу собственными глазами… Входите, мадам. Разрешите представить вам месье Фурнье из сыскной полиции, который занимается расследованием убийства вашей матери. А это месье Эркюль Пуаро, чье имя, возможно, знакомо вам, который оказывает ему помощь. Мадам Ричардс.

Дочь Жизель представляла собой эффектную темноволосую женщину, одетую очень элегантно, но вместе с тем просто. Она протянула руку каждому из мужчин, пробормотав несколько приличествующих случаю слов.

– Говоря откровенно, месье, я едва ли могу ощущать себя дочерью, поскольку всю свою жизнь фактически была сиротой.

О матери Анжелике – директоре Института Марии, – отвечая на вопрос Фурнье, она отозвалась с большой теплотой.

– По отношению ко мне она всегда была сама доброта.

– Когда вы покинули Институт, мадам?

– В возрасте восемнадцати лет, месье. Я начала зарабатывать себе на жизнь и некоторое время работала маникюршей, затем в ателье. С мужем я познакомилась в Ницце в тот момент, когда он собирался возвращаться в Штаты. Через месяц он приехал по делам в Голландию, и мы поженились в Роттердаме. К сожалению, ему нужно было возвращаться в Канаду, а мне пришлось задержаться, но я собираюсь ехать к нему.

По-французски Анни Ричардс говорила легко и свободно. Она явно была в большей степени француженкой, нежели американкой.

– Как вы узнали о произошедшей трагедии?

– Разумеется, из газет. Но я не знала… точнее, не осознавала, что речь идет о моей матери. Затем, находясь здесь, в Париже, я получила телеграмму от матери Анжелики, в которой та указала адрес мэтра Тибо и девичью фамилию моей матери.

Фурнье задумчиво кивнул.

Они беседовали еще некоторое время, но было уже ясно, что миссис Ричардс вряд ли сможет помочь им в поиске убийцы. Она ничего не знала о личной жизни и деловых отношениях своей матери.

Выяснив название отеля, в котором она остановилась, Пуаро и Фурнье попрощались с ней и вышли из кабинета.

– Вы разочарованы, старина? – спросил Фурнье. – У вас были какие-то идеи в отношении этой девушки? Вы подозревали, что она самозванка? Или все еще подозреваете?

Пуаро покачал головой:

– Нет, я не думаю, что она самозванка. Документы, удостоверяющие ее личность, выглядят достаточно убедительно. Однако странное дело… У меня такое чувство, будто я видел ее прежде – или же она напоминает мне кого-то…

Фурнье посмотрел на него с любопытством.

– Мне кажется, вас все время интересовала пропавшая дочь.

– Естественно, – сказал Пуаро, подняв брови. – Из всех, кто мог извлечь выгоду из смерти Жизель, эта молодая женщина извлекает самую большую и самую осязаемую выгоду – в наличных деньгах.

– Все так, но что нам это дает?

Несколько минут Пуаро молчал, приводя в порядок свои мысли.