– Сказать по правде, знаю я о ней очень немногое. Только то, что о ней знает мир – как о публичной личности. О ее частной жизни известно очень мало. Вероятно, месье Фурнье сможет рассказать вам больше, нежели я. Но я скажу вам следующее: мадам Жизель была «личностью» в полном смысле этого слова. Уникальная женщина. Ее происхождение скрыто под завесой тайны. Подозреваю, что в молодости она отличалась привлекательностью, но впоследствии оспа обезобразила ее лицо. У меня сложилось впечатление, что эта женщина наслаждалась властью. Она обладала деловой хваткой и принадлежала к тому типу практичных француженок, которые никогда не позволяют чувствам брать верх над деловыми интересами. Но при этом пользовалась репутацией безупречно честного, порядочного человека.
Он взглянул на Фурнье, словно ища у него подтверждение своим словам. Тот кивнул все с тем же меланхоличным выражением лица.
– Да, – сказал француз, – она была честной. Тем не менее закон мог бы привлечь ее к ответственности, если б имелись соответствующие свидетельства. – Он сокрушенно пожал плечами. – Такова уж человеческая природа, и с этим ничего не поделаешь.
– Что вы имеете в виду?
– Шантаж.
– Шантаж? – эхом отозвался Джепп.
– Да, шантаж особого рода. Мадам Жизель имела обыкновение ссужать деньги в обмен на так называемый «простой вексель». Она по собственному усмотрению определяла размер ссужаемой суммы и условия возвращения долга. Могу вам сказать, что у нее были собственные методы взимания денег.
Пуаро с заинтересованным видом подался вперед.
– Как сегодня сказал мэтр Тибо, клиентура мадам Жизель принадлежала к высшим слоям общества. Представители этих слоев особенно уязвимы по отношению к общественному мнению. Мадам Жизель располагала собственной разведывательной службой… Обычно, когда к ней обращались за крупной суммой, она собирала о потенциальном клиенте всю возможную информацию. Ее разведывательная служба действовала чрезвычайно эффективно. Я могу повторить то, что уже сказал наш друг: мадам Жизель отличалась безупречной честностью. Она хранила верность тем, кто хранил верность ей. Я искренне убежден в том, что она использовала добытую ею секретную информацию только для возврата своих денег, но не для вымогательства чужих.
– Вы хотите сказать, что эта секретная информация служила ей гарантией возврата долга? – спросил Пуаро.
– Совершенно верно. Причем, используя ее, она проявляла абсолютную безжалостность, оставаясь глухой к проявлению каких бы то ни было чувств. И я скажу вам:
– А что происходило после того, как ей приходилось списывать безнадежный долг? – спросил Пуаро.
– В этом случае, – медленно произнес Фурнье, – собранная ею информация публиковалась или сообщалась заинтересованному лицу.
Последовала короткая пауза.
– Это не приносило ей финансовую выгоду? – спросил Пуаро.
– Нет, – ответил Фурнье. – То есть не приносило непосредственную выгоду.
– А косвенную?
– Огромную, – вмешался в разговор Джепп. – Это побуждало других возвращать ей долги.
– Абсолютно точно, – подтвердил Фурнье. – Такая мера обладала огромным моральным эффектом.
– Я назвал бы это аморальным эффектом, – сказал Джепп, задумчиво почесывая нос. – Ну что же, мотив убийства представляется вполне очевидным. Возникает вопрос: кто получит по наследству ее деньги? – Он повернулся к Тибо. – Вы сможете помочь нам выяснить это?
– У нее была дочь, – ответил адвокат. – Она не жила с матерью, и я думаю, что мать видела ее только в младенческом возрасте. Тем не менее в завещании, составленном много лет назад, мадам Жизель оставляла все – за исключением небольшого наследства, отписанного горничной, – своей дочери, Анни Морисо. Насколько мне известно, других завещаний она не составляла.
– Велико ли ее состояние? – спросил Пуаро.
Адвокат пожал плечами:
– По очень приблизительным оценкам, восемь-девять миллионов франков.
Пуаро присвистнул.
– Боже! – воскликнул Джепп. – Кто бы мог подумать!.. Так, секунду, сколько это будет в фунтах? Больше ста тысяч… Вот это да!
– Мадемуазель Анни Морисо станет очень богатой женщиной, – сказал Пуаро.
– Ее не было на борту самолета, – сухо произнес Джепп, – и поэтому она не может подозреваться в убийстве своей матери с целью завладения деньгами. Сколько ей лет?
– Точно не могу сказать. Лет двадцать пять.
– Судя по всему, какие-либо свидетельства ее причастности к преступлению отсутствуют. Вернемся к шантажу. Все пассажиры заднего салона самолета отрицали свое знакомство с мадам Жизель. Один из них лжет. Мы должны выяснить, кто это. Изучение ее личных бумаг могло бы нам в этом помочь, а, Фурнье?
– Друг мой, – сказал француз, – едва получив по телефону известие из Скотленд-Ярда, я тут же отправился к ней домой. Все бумаги, хранившиеся в ее сейфе, были сожжены.