Смерть у бассейна

«Как, в самом деле, — подумала она, — я могла прожить столько времени без Айнсвика? Дела, увлечения, новые знакомства…»

— Ты же знаешь, что всегда была бы желанной гостьей.

— Как ты добр, Эдвард!

«Милый Эдвард со своей трогательной угловатостью!»

Помолчав, он сказал:

— Я рад, что ты любишь Айнсвик.

— Айнсвик — прелестнейшее в мире место, — мечтательно отозвалась она.

Длинноногая девчонка с растрепанной каштановой гривой… счастливая девочка и знать не знавшая, что жизнь готовит для нее… девушка, любившая деревья…

Быть счастливой и не подозревать об этом! «Вот бы вернуться», — подумалось ей. Вслух же она вдруг сказала:

— А Игдразиль[4] все стоит?

— Его сожгло молнией.

— Ах, нет, нет!.. Неужели Игдразиль?

Она была поражена. Игдразиль — такое имя она дала большущему дубу. Если уж Игдразиль был повержен богами, значит, ничего незыблемого нет. Лучше уж не возвращаться.

— Ты помнишь свой особый знак — «знак Игдразиль»?

— А, смешное дерево, не похожее ни на одно дерево на свете? Да, я вечно рисовала его на клочках бумаги. И продолжаю рисовать, Эдвард! На промокашках, телефонных книгах, на табличках для бриджа. Я делаю это машинально, стоит мне задуматься. Дай-ка карандаш.

Он протянул ей блокнот с карандашом, и она, улыбаясь, набросала забавное дерево.

— Да, — сказал он, — это Игдразиль.

Они дошли почти до конца тропы. Генриетта села на поваленный ствол. Эдвард опустился рядом.

Она глядела сквозь кроны.

— А тут слегка похоже на Айнсвик. Своего рода карманный Айнсвик. Я иногда думаю, уж не потому ли Люси с Генри поселились здесь? Тебе так не кажется?

— Возможно.

— Никогда нельзя сказать, что у Люси на уме… Ну, а ты, Эдвард, чем занимался все это время, что мы не виделись?

— Ничем, дорогая.

— Боже, какое самоуничижение!

— Деятельность никогда не была моей сильной стороной.

Она бросила на Эдварда быстрый взгляд. Что-то необычное послышалось ей в его тоне. Но он глядел на нее спокойно. И опять Генриетта почувствовала прилив глубокого волнения.

— Возможно, это мудро, — сказала она.

— Мудро? Что?

— Отрешиться от деятельности.

Эдвард ответил медленно, подбирая слова:

— Так странно это слышать от тебя, Генриетта. От тебя, такой благополучной.

— Ты считаешь меня благополучной?

— Да, дорогая. Ты принадлежишь искусству. Ты должна гордиться своим талантом. Не можешь не гордиться.

— Ясно, — сказала Генриетта. — Многие мне так говорили. Они не понимают, не понимают азов моего ремесла. И ты не понимаешь, Эдвард. Как будто стоит вознамериться изваять что-нибудь — и вот, пожалуйста. Нет, образ овладевает тобой, мучает, преследует, так что рано или поздно сдаешься на милость ему и тогда, ненадолго, обретаешь покой, пока все не начинается сначала.

— А ты хочешь покоя?

— Временами мне кажется, что покоя я хочу больше всего на свете.

— Ты могла бы его иметь в Айнсвике. Ты снова стала бы там счастливой. Даже… даже если бы тебе пришлось терпеть меня. Ну как, Генриетта? Почему бы тебе не переехать в Айнсвик, не сделать его своим домом? Он всегда ждет тебя, ты же знаешь.

Генриетта медленно повернула лицо к нему.

— Ты очень нравишься мне, Эдвард. Из-за этого мне так тяжело продолжать говорить «нет».

— Это и есть твое «нет»?

— Прости.

— Ты уже говорила мне «нет» и раньше, но сейчас… в общем, я подумал, что ответ мог быть другим. Сегодня ты счастлива, Генриетта, ты не будешь это отрицать.

— Мне было очень радостно.

— Даже твое лицо — оно моложе, чем было утром.

— Я знаю.

— И ведь мы оба были счастливы, говоря об Айнсвике, думая о нем. Разве тебе не ясно, что это означает, Генриетта?

— Скорее, тебе не ясно, что это означает. Всю эту прогулку мы жили в прошлом.

— Прошлое иногда — прекрасное место для обитания.

— Вернуться туда не дано. Единственное, что никому не дано.

Несколько минут он молчал, потом сказал спокойным, ровным голосом:

— В сущности, ты подразумеваешь, что не выйдешь за меня из-за Джона Кристоу.

Генриетта не ответила, и Эдвард продолжал:

— Это так, ну разве нет? Не будь на свете Джона Кристоу, ты бы стала моей женой.

— Я не представляю себе жизни без Джона Кристоу, — резко ответила она. — Тебе следует это понять!

— Раз так, что мешает ему развестись, чтобы вы могли соединиться?

— А Джон и не собирается. И неизвестно, захотела ли бы я стать его женой, если бы он и сделал это. У тебя совершенно неверные представления о нас.

Задумчиво, словно размышляя вслух, Эдвард сказал:

— Джон Кристоу. В этом мире слишком много Джонов кристоу.

— Ты неправ. Очень мало людей, подобных Джону.

— Прекрасно, если это так. На мой взгляд, по крайней мере, — он поднялся. — Нам лучше вернуться.

Глава 7