Смерть титана. В.И. Ленин

Во всех заполняемых анкетах и листах переписи я постоянно пишу — «великоросс», хотя должен сказать, что примкнуть к древнему племени было бы не менее почетно. И все-таки, несмотря на то что кое-кому из врагов действительно хочется сделать меня, как говорят в Одессе, «немножечко евреем», мой далекий дед Александр Бланк евреем не был. И отчество, вопреки всем досужим рассуждениям, было не Давидович, а Дмитриевич. В этом может убедиться любой, способный покопаться в архивах. Русская империя была устроена так, что женился ли человек, рождался, уходил из мира — каждый раз это фиксировалось в церковных книгах. Дескать, мой дед — фельдшер-выкрест из Одессы! А достаточно заглянуть в еще существующие папки архива Синода, где на каждого такого одесского выкреста было заведено дело, чтобы обнаружилось: выкреста Александра Бланка в природе не существовало. Кстати, звучание фамилии — это один из главных аргументов специалистов по современной генеалогии. Ну нет, уверяют они, нет такой немецкой фамилии — Бланк! Ну нет такого немецкого имени — Александр. Есть, и фамилия есть такая у чистокровных, и имя. Вспомним хотя бы, как звали знаменитого немецкого ученого и придворного саксонского курфюрста — Александр Гумбольдт. Знаменитое имя это вошло во все энциклопедии.

Мотивы рассуждений о еврействе Ленина понятны. Одним — и это в основном классовые враги: помещики, теряющие все, а главное, свободную, без обязательств и работы, жизнь, офицеры-белогвардейцы, сначала проигрывавшие, а потом и проигравшие гражданскую войну, чиновники, лишившиеся льготного и безбедного существования, священники и церковнослужители, угнетавшие простой народ не менее жестко, чем власти светские, — им Ленин-еврей нужен, чтобы оправдать себя, свои неудачи, проигранную войну, темноту крестьянства и нищету рабочих. Другим — а это в своем большинстве евреи — лестно держать в единоплеменниках не самого глупого человека и главу величайшего государства. В известной мере мне даже почетно: рядом со Спинозой, Марксом.

Но вернемся к родителям, дедушкам и бабушкам. Моя мать, Мария Александровна, была дочерью помещика, потому что дедушка, этот самый Александр Дмитриевич Бланк, перед выходом на пенсию купил себе имение Кокушкино в Казанской губернии. До того он закончил Петербургскую медико-хирургическую академию в 1824 году, работал в Смоленской и Пермской губерниях, а затем в Петербурге при одном интересном ведомстве. Он был замечательным врачом, пропагандировавшим в основном естественные, природные методы лечения. Он написал занятный труд: «Чем живешь, тем лечись», а в своем имении практиковал водолечение — и, судя по всему, достаточно успешно. Лечились у него чиновники, офицеры и даже профессора Казанского университета. А профессора знают, где и у кого лечиться. Дедушка, как писали «Казанские губернские ведомости» в 1865 году, в год его смерти, не дослужился до статского советника и умер надворным советником.

Не самое плохое и не самое малое дедушка купил имение, где мы часто жили летом и куда меня сослали после студенческих волнений в Казанском университете в декабре 1887 года. Не только на пенсию после отца, но и на скромные доходы от этого имения жила семья и учились дети. В известной мере на царские и помещичьи деньги совершилась революция. Из доходов с имения мама регулярно переводила деньги нам в эмиграцию, а другим источником жизни была пенсия Елизаветы Васильевны, матери Надежды Константиновны, которую она получала за мужа, царского офицера.

Теперь вопрос: мог ли бывший выкрест приобрести имение? А это при Николае I; следовательно, имение было с крепостными крестьянами. (У нас в России был, кажется, единственный еврей-помещик — отец Льва Давидовича Троцкого, но это уже на много десятилетий позже.) Мог ли этот самый выкрест семь лет прослужить в Петербурге полицейским врачом? А потом еще раз продемонстрировать свой «изъян», женившись на немке Анне Ивановне Гросшопф? Увы, увы, дедушка по отцу у нее немец, и бабушка немка, да, кажется, кто-то из них с примесью шведской крови. Я смутно помню некие глухие семейные предания о каких-то шведских предках, которые в Упсале, чуть ли не в XVIII веке занимались почтеннейшим делом — изготовлением перчаток. Но это все сослужило мне добрую службу. После ранней смерти бабушки мою мать воспитывала ее тетка, почти не говорившая по-русски, и через домашнее воспитание передала немецкий язык нам, детям ее племянницы. В семье нас было шестеро братьев и сестер.