Смерть стоит того, чтобы жить

Я могу не спать ночь напролёт, чтобы слушать твоё дыхание,
Смотреть, как ты улыбаешься во сне,
Блуждая по царству грёз.
Я мог бы всю жизнь провести в этом сладком плену,
Я мог бы остановить это мгновение,
И навсегда остаться с тобой, ценя этот миг, как сокровище.

Он отпустил меня, но только на расстояние вытянутой руки, а потом снова подхватил и прижал к себе. Голос его чуть дрогнул, когда он выдохнул следующие слова:

Я не хочу закрывать глаза,
Потому что боюсь уснуть,
Ведь даже во сне я буду скучать по тебе.
Я не хочу пропустить ни мгновения,
Потому что, даже если ты мне приснишься,
Мне будет не достаточно этого сладкого сна,
Я всё равно буду скучать по тебе.

Зато я закрыла глаза. Опустила голову, чувствуя, как в такт словам вздымается его грудь. Я прижалась к нему, замедляя наши движения и впитывая всем существом каждый его шаг, дыхание и слово.

Я целую твои глаза
И благодарю Бога за то, что мы вместе.
Я просто хочу, чтобы этот миг длился вечно,
Вечно.

Джонатан подхватил меня на руки и закружил, вторя мощным аккордам. Мельком я увидела, что моя семья ушла. Мы были одни на поляне, одни под этими звездами которые нам предстояло спасти - или погибнуть. Вместе.

Я не хочу пропустить ни одну улыбку,
Я не хочу пропустить ни один поцелуй,
Я просто хочу быть с тобой,
Здесь, вот так, как сейчас.
Я просто хочу, чтобы ты была рядом,
И я мог чувствовать, как бьются наши сердца

Мы кружились и жили этой песней, пока не стихли последние ноты, а потом еще какое-то время Джонатан стоял, прижав меня к себе, и слушали звук набегающих на берег волн, и стук наших сердец; молча впитывая эту ночь, это здесь и сейчас.

А потом мужчина развернулся и понес меня в сторону бунгало.

Глава 19

За семь космических суток до точки отсчета.

Где-то во Вселенной.

Джонатан.

- Бу, - фыркнула ему куда-то в район лопатки Кьяра и хлопнула по заднице, а потом прошла, как ни в чем не бывало, в рулевой отсек, где уже стоял её отец.

Джонатан лишь покачал головой. Маленькая негодница!

Нескольких ардарских суток не хватило, чтобы насытиться прикосновениями, поглаживаниями, щипками и поцелуями. Да и всей жизни не хватит.

Они провели это время, в основном, наедине - встречались с семьей Кьяры только за ужином. И один раз выбрались на лодке все вместе половить местную «рыбу», хотя эти шары с лапами и гребнями можно было принять за рыбу с большим трудом.

Да и мясо её было похоже по вкусу скорее на какой-то фрукт, отдававший тем же «шампунем», из которого состояло море. Что Джонатану сильно мешало - если от цвета можно было отвлечься, закрыв глаза, то от запаха - с трудом; хотя купание и дарило приятную прохладу и расслабление.

Да уж, «человеком Вселенной» за неполный месяц стать невозможно. Но, по большому счету, это было неважно. Так - рамка с завитками, обрамляющая самую совершенную картину, на которой была Кьяра, он, их жизнь.

Короткая, как вздох, и длинная, как вечность.

Их совместные заплывы, песок на коже, смех, подтрунивания, массаж, звездное небо, на которое они любовались, лежа на покрывале. Их сон в обнимку, качели возле дома, раскаченные Джонатаном так, что девушка взлетала до самых крон, радостно визжа.

Танцы босиком; непонятная, сложная для его восприятия музыка и движения других рас, что с охотой демонстрировала жена - да, жена! - на визоре и вживую. 

Запахи и звуки серебристого леса, долгие разговоры, нежные прикосновения, становящиеся страстными и порывистыми.

Их поцелуи - заводящие в самую глубину желания и усталые, когда уже не оставалось сил, чтобы продолжать - но все еще невозможно было оторваться.

Их тяга друг к другу, когда не можешь не пересечься взглядом, прикоснуться хотя бы кончиками пальцев, проходя мимо; когда всматриваешься в темноту, чтобы распознать родной силуэт; вбираешь аромат бархатистой кожи и разметавшихся волос.

Наверное, это и есть то, что называют «медовым месяцем».

Джонатан усмехнулся. И когда он из циника успел превратиться в романтика? А может, он никогда и не был циником? И Кьяра вовсе не изменила его, а показала, наконец, настоящего? Готового отдать всё ради другого человека. Или не человека, а стража.