— Не забывайте, Мечислав Николаевич, что мы до сих пор не знаем, где обитал и чем промышлял господин Веремеев в последние годы. И давайте не углубляться в денежный вопрос, а сосредоточимся на самой личности нашего таинственного убийцы. Вы говорите, что принесли планы домов? — сменил тему Филиппов.
— Да.
— Вот и прекрасно. Давайте лучше подумаем, сколько требуется агентов, чтобы одновременно проверить квартиры, перекрыть все входы и выходы.
— Начнём с дома по Офицерской, — Кунцевич начал разворачивать на столе чертёж.
Раздался дробный нетерпеливый стук в дверь.
— Прошу, — громко произнёс Филиппов.
— Разрешите, — дверь отворилась, и на пороге появился чиновник для поручений Лунащук.
— Михаил Александрович, — скользнул по вошедшему взглядом Владимир Гаврилович, — проходите. А мы вот с Мечиславом Николаевичем занялись чертежами домов.
Лунащук кивнул головой и присоединился к обсуждению плана действия.
Филиппов, не отрывая взгляда от чертежа, вкратце обрисовал, к чему они пришли с Кунцевичем.
2
Он стоял у окна, заложив руки за спину. Фонарный переулок, тянувшийся внизу, сегодня был почти пустынным. Лишь изредка по нему кто-нибудь проходил. Такое положение вещей было на руку. Тем лучше. Можно держать всех обывателей, появляющихся на улице, под бдительным оком. Тем более что обычного горожанина легко отличить от полицейского агента. Он всегда старался быть спокойным, даже тогда, когда раздражение давило до боли в сжатых кулаках и в острие заточенного ножа, который всегда хранился в ножнах, прикреплённых к голени левой ноги.
Обиды убийца не таил больше ни на кого. Сейчас он просто стоял без мыслей, без желаний. Всех, кого хотел, наказал. Даже скучно получилось, вот только здесь, в столице, неладное и заподозрили. Следствие учинили и докопались до истины. Правда, только частичной, но всё-таки приходится быть осторожным. Хотя… он помассировал обожжённую руку. Сейчас она не болела, но иной раз ныла перед непогодой или неприятностями. Тогда в ней ощущалась резь, не слишком сильная, но почему-то она помогала сохранять в голове ясность. Приходили новые идеи и далеко идущие планы. Убийца оставался на перепутье — принести ли сыскной полиции новые заботы или попросту уехать из столицы. Россия велика, скрыться можно в любом понравившемся месте, тем более деньги за годы скитаний прилипали к рукам, словно пыль к вазелину.
Взгляд убийцы становился более стеклянным, веко левого глаза начало мелко подёргиваться. Так бывало, когда возникало желание наказать неугодных людей или тех, из-за которых срочно нужно вносить изменения в план. Хотелось вытащить остро отточенный нож и медленно провести металлическим жалом по горлу, чтобы потом наблюдать, как кровь толчками покидает тело. И эти глаза… Видеть, как в них появляется сперва удивление, а потом — первобытный животный страх. Человек ещё не осознал, но сердцем чувствует, что жизнь вот-вот оборвётся. И больше не будет ходить по земле, не будет иметь никаких желаний господин или госпожа имярек.
Он оперся о подоконник, сжав до боли зубы. Нет, рано уезжать из столицы. Он ещё не наигрался с сыскной полицией в казаки-разбойники. Теперь ему стоит стать охотником, и пусть боятся они. Его ничего не связывает с действительностью, осталось только одно желание — видеть, как обрывается нить, нет, как он сам становится богом и по своему усмотрению обрывает эту нить, связующую жизнь и смерть. Как хрупка, оказывается, она. Одно движение руки — и всё, человек отправляется то ли в ад, то ли рай. Становится неважно, куда. Главное, получена очередная порция удовольствия.
Убийца с минуту постоял без движения. Его начало раздражать всё. Этот день, начавшийся с восхода ненавистного солнца, эта улица, опротивевшая до колик в желудке, эта квартира, в которой он чувствует себя загнанных зверем, посаженным в клетку, это… эти… эта… Но особо стала раздражать полиция. Нож в горле того сыскного агента, или как там они именуются, не принёс ни капли удовлетворения. Только опустошение. То ли они там не поняли смысла его посылки, то ли списали убийство на какого-нибудь мелкого преступника, который не чета ему, успевшему посмотреть в столько остекленевших глаз, что трупов хватит на целую роту.
Он не почувствовал, как, скрипя зубами, прикусил губу, и теперь кровь наполняла металлическим солёным вкусом рот.
— Нет, — прошипел он, — мне рано уезжать. Я хочу развлечься, хочу походить по острию своего ножа. Пусть они бегают, как легавые по столице, и ищут, поджав от страха хвосты.
С кого начать? Глаза убийцы затуманились.
С этого коротышки с усами, возомнившего себя большим начальником? Или с того, который нашёл тело несчастного поручика? А может быть, с тех оставшихся двоих? На мелких клопов, именуемых сыскными агентами, можно не обращать внимания, они без начальников становятся бессловесным стадом.
3
— Господа, мы ничего не упускаем из виду? — Филиппов сел на стул. — Наверное, мы рано начали составлять план.