Дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял высокий старик профессорского вида: с пышными седыми волосами, аккуратной бородкой и круглых золотых очках. Одет профессор был довольно странно — на нем была хирургическая роба салатного цвета и такие же штаны, не закрывающие щиколоток босых ног. Ивану и в голову не пришло, что хозяин занимается хирургической практикой на дому, просто эта просторная и легкая одежда как нельзя лучше соответствовала тридцатиградусной жаре. Профессор приветливо посмотрел на гостей, улыбнулся и произнес приятным мягким голосом: «Добрый день. Чему обязан?»
— Нам посоветовал обратиться к вам Персострат Валерианович Попцов, мой дядя, — сказал Иван.
Профессор долгим взглядом посмотрел на Ивана, и когда Алене стало казаться, что он сейчас скажет, что никакого Попцова не знает, вдруг произнес:
— Проходите, пожалуйста, — и посторонился, пропуская гостей.
— С вашего разрешения, я приму вас на кухне, — извинился хозяин, — в комнатах не прибрано. Нет! — остановил он Ивана, — обувь снимать не нужно.
Все трое разместились на кухне. Гости сидели на стульях у круглого стола, а профессор стоял у распахнутого окна. Наверное, в квартире окна выходили на разные стороны, поэтому из окна дул приятный легкий ветерок, слегка шевеля седые профессорские волосы. Хозяин квартиры медленно перевел взгляд с Алены на Ивана и, с трудом подбирая слова, произнес: «Мне сообщили о смерти Персострата сразу, в тот же день. Я просто не мог поверить — еще вчера мы здесь, на кухне, пили чай». Голос хозяина окреп: «Я никогда не одобрял его увлечений вооружениями! Даже ружье на стене само стреляет, а тут — какая-то плазма».
— Извините, я не знаю, как к вам обращаться, — перебил Иван. — Дядя оставил только ваш адрес.
Профессор прервал начинавший наливаться страстью монолог и представился: «Кошкин Василий Иванович. Старый друг Персострата, еще по школе. С первого класса сидели за одной партой. До десятого, с небольшим перерывом», — и замолчал.
— Я тоже хирург, — сказал Иван, — чувствуя, что беседа начинает угасать, так и не начавшись, — работаю в Москве. Онколог. Иван Сергеевич Мухин.
— Да, вы — Ваня. Персострат про вас недавно рассказывал. Должен заметить, что я не совсем хирург, я — грумер, парикмахер — специалист по стрижке домашних любимцев. Мне принадлежит единственный в этом городе зоосалон.
Алену позабавило соответствие фамилии Кошкин и рода занятий кошачьего парикмахера, и она слегка улыбнулась.
— Да, милая барышня, — старик обращался уже к девушке, — не вы первая, кого это веселит. А вас как звать, позвольте поинтересоваться?
— Алена.
— А по отчеству?
— Не нужно по отчеству. Просто Алена.
— Просто Алена, — задумчиво повторил профессор. — А вы, задумывались, Алена, над тем, что только врачей и учителей с младых ногтей называют по отчеству? Все остальные в наши американизированные времена до старости лет остаются для окружающих просто Василиями, хорошо, если не Васьками, — в голосе старика звучала явная горечь. — И идет такой человек по жизни, всё сильнее гнется под тяжестью прожитых лет, теряет волосы и зубы, а для всех он остается просто Васькой. Алена, вы можете представить, чтобы Леонида Ильича Брежнева (упокой, Господь душу старого маразматика) по нашему телевидению назвали бы Леонид Брежнев? Так его только Голос Америки величал. А сейчас? «Президент России Дмитрий Медведев»! Да большинство наших соотечественников не знают его по отчеству!
Алене пришло в голову, что парикмахер Кошкин не очень хочет говорить о смерти своего друга. То же, наверное, почувствовал и Иван. Поэтому он постарался перевести беседу в нужное русло:
— Василий Иванович, вы не могли бы рассказать подробнее про дядю? Так получилось, что я о нем почти ничего не знаю. Мы переписывались, он приезжал ко мне в гости в Москву, я гостил у него здесь. По-своему, мы с дядей Персиком (я его звал именно так, и, думаю, ему это нравилось) были очень близки, особенно в последнее время. Но все разговоры крутились вокруг наших семейных дел.