Алена проснулась и, не открывая глаз, попыталась определить, какой сегодня день недели, и сколько сейчас времени. Немного напрягшись, девушка вспомнила, что вчера слушала рассказ Клары Марковны про Аргентину, а Клара Марковна только что вышла из отпуска и сделала это, к большому удивлению коллег, в пятницу. Стало быть, сегодня суббота. Проклятый будильник она с вечера не отключила, и он скоро начнет звонить. Алена посовещалась с собой, стоит ли с сегодняшнего дня начать уделять утренней зарядке обещанные сорок минут вместо обычных двадцати, внимательно выслушала мнения сторон, но к окончательному выводу так и не пришла. Открыв глаза, девушка с удивлением обнаружила, что находится в кромешной темноте. Одновременно с этим она почувствовала, что лежит не на своем удобном диванчике, а на каком-то узком и не слишком мягком лежаке. Внезапно раздался страшный грохот, и Алёнино ложе резко дернулось, отчего девушка громко вскрикнула. В ответ на это, где-то невдалеке раздалась непонятная возня, затем сильный удар, от которого, казалось, всё кругом затряслось. Потом зажегся свет, и Алена увидела Ивана Сергеевича. Он стоял посреди купе и потирал локоть.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил Иван Сергеевич. Алена тут же вспомнила все случившееся вчера, сообразила, что находится в поезде, который едет в Боголюбск, а еще поняла, что от ее вопля несчастный Иван в темноте сильно приложился локтем о стенку купе. Вот что за удар ее напугал секунду назад! А разбудивший грохот и толчок объяснялись, разумеется, тем, что поезд тронулся с места — постоял на какой-то станции и тронулся. Иван же предупреждал, что поезд у каждого столба останавливаться будет. Алена посмотрела на соседа — тот машинально продолжал потирать ушибленный локоть, с беспокойством глядя на девушку.
— Извини, — Алене сделалось по-настоящему неловко, — поезд дернулся неожиданно, и я испугалась. Сильно ушибся?
На лице Ивана появилась облегченная улыбка: он понял, что с девушкой ничего не случилось, и опасность ей не грозит. Прервав свои извинения, Алена недоуменно спросила: «Почему темно? Еще ночь?» Не отвечая, Иван подошел к столику, склонился над ним, что-то подергал, чем-то пощелкал, и в купе ворвался такой яркий поток солнечного света, что девушка зажмурилась и прикрыла глаза ладонью. Оказалось, что Иван поднял плотную клеенчатую шторку, которой было герметично занавешено окно. Летний день был в разгаре. Казалось, что свет источает не солнце, которого в окно видно не было, а само небо, неожиданно ярко-голубого цвета. Поезд, отойдя от неизвестной станции, уже успел разогнаться, и за окном быстро мелькала полоса молодых сосенок, стоящих в несколько шеренг совсем рядом с железнодорожной насыпью. В редкие просветы между пушистыми деревцами было видно, что за ними лежит огромное, до горизонта, поле красивого золотисто-желтого цвета. «Хлеба созрели», — неожиданно для себя подумала Алена. Что именно это за хлеба, она, конечно, не знала — рожь, ячмень, а, может — просо, но ощутила мимолетную приятную сопричастность этой ниве, людям, которые ее засеяли, и вскоре будут убирать богатый урожай, и ко всей огромной земле, по которой они который час едут, а ей всё конца и края не видно.
— Всё выгорело из-за этой страшной жары, — произнес за спиной Иван озабоченным голосом, — похоже, он тоже смотрел в окно. — Воды не хватает. Пшеница созреть не успела, а уже пожухла — урожая совсем не будет.
Алена почувствовала раздражение, но тут же его устыдилась. Как бы прося прощение за невысказанную резкость, она обернулась к Ивану, легко провела ладонью по его плечу и предложила: «Ваня, давай я чая принесу. Мы успеем?»
— Нам еще ехать и ехать, — Иван явно опешил от нежданной ласки, — часа три, не меньше.
— Тогда жди. Я — сейчас! — и Алена выскочила из купе.