Смерть под зонтом

– Это все причуды Ионатана Крюдешанка, – пояснил Грегор Абуш, – При жизни его отца здесь стояли изваяния древнегреческих богинь. Ионатан велел убрать их, но не из-за того, что нагота недостаточно прикрыта одеждой. Он женоненавистник по религиозному убеждению.

– Третье пришествие Христа? – улыбался я.

– Оно самое… В конце прошлого века александрийцы пришли к единодушному выводу, что Иеремия Александер, хотя и святой человек, но общается скорее с чертом, нежели с богом. А вот Ионатан в возрасте пятидесяти лет внезапно признал учение о Третьем пришествии единственно истинной религией, поелику Иеримия Александер, уже будучи стариком, объявил женщину воплощением первородного греха.

– В этом городе все с заскоком, – улыбнулся Луис.

– Вы и сами станете таким со временем, – предсказал Грегор Абуш, – но идем дальше.

На противоположной стороне улицы стояла церковь. Походила она скорее на античный храм – точь-в-точь как банк. Но если крышу банка украшала фигура Гермеса с соответствующими символическими атрибутами, то церковь Иоана Крестителя венчал белый ангел с крестом в руках.

За церковью был большой сквер с платанами и разросшимися кустами розмарина. Под их ветвями, с которых не переставала капать вода, стояли каменные скамейки и выкрашенные в белый цвет решетчатые металлические урны для мусора. Сквер пересекала платановая аллея, на которой могли бы разъехаться два автомобиля. Она упиралась в живую изгородь из дикого малинника, за которой начинался заросший кустарником пустырь. В конце аллеи живая изгородь казалась порядком изломанной.

Дождь припустил с новой силой. Начальник полиции, втянув голову в воротник и упрятавшись под зонтик, стал похож на черепаху. Я, очевидно, представлял собой не менее комическое зрелище.

Однако необычная скульптурная группа посреди сквера оказалась достаточно любопытной, чтобы помокнуть под дождем еще минуту-другую.

– Будьте знакомы, «Акрополь Иеремии»! – с усмешкой объявил Луис.

– Так называется скульптура? – не понял я,

– Не совсем. Так называют зеленую лужайку, где вечером на этих белых скамьях торжественно, как в церкви, сидят наши доморощенные магдалины. Вы слышали, как александрийцы говорят обиняком об этой профессии?

– Мыть Христу ноги, – рассмеялся я. – Здесь то и дело встречаешься с религиозными понятиями.

– Совершенно верно, – согласился Грегор Абуш. – У меня есть теория, что и на выбор городских названий оказало влияние не столько греческая история, сколько христианство. По-моему, тот Александер, которому мы должны быть благодарны за всю эту нелепицу, – выразил таки л образом неосознанный протест против варварского христианства Иеремии.

– Но, являясь его прямым потомком, он не был способен отрешиться до конца от мифологии. В результате эти насаждения, которые александрийцы некогда просто называли парком, теперь носят громкий титул Акрополя Иеремии. Можно ли представить себе нечто более идиотское. – В рассказе Луиса явственно прозвучала интонация столичного жителя, который насмехается над провинцией, подверженной постоянным потопам и населенной полоумными чудаками.

– А вот это – основатель нашего города, – остановился Грегор Абуш у скульптурной группы.

Центральная фигура изображала седовласого старца с длинной бородой в ниспадающем до земли белом одеянии, так художники средневековья представляли себе библейских патриархов. С молитвенно сложенными руками он стоял у Синего озера, которое в скульптурной группе символизировали три каменных волны. Высунувшаяся из них костлявая рука держала рыбешку.

На пьедестале была укреплена большая бронзовая доска, на которой можно было прочесть:

Иеремия Александер

1783–1856

Тыльную сторону пьедестала украшала бронзовая табличка с надписью: «Скульптор Дин Панчек, 1956».

Луис рассмеялся, увидев, с каким удивлением разглядываю я эту костлявую руку, – автор, очевидно, посчитал, что по гвоздю, пронзившему ладонь, каждый должен понять, что эта рука принадлежит распятому на кресте Спасителю.

– Вам, конечно же, рассказывали, что Панчек выдающийся абстракционист, – сказал он, – а здесь вдруг такой ультрареализм…

Гвоздь можно было отнести скорее к натуралистической детали. Гигантский стальной гвоздь, как настоящий, торчал из ладони, удивляя и пятнами крови и подлинной ржавчиной на шляпке. Острия гвоздя видно не было, очевидно, оно служило крючком для вложенной в ладонь рыбы.

– Эту композицию «Явление Христа Иеремии Александеру» Панчек задумал еще в ученические годы, – сообщил Луис, пародируя тон гида. – Гвоздь подтверждает, что он уже тогда ощущал тягу к применению в своем творчестве конкретных предметов быта. Из этого проистекает позднейшее увлечение скульптора кубистическим субъективизмом, рационалистическим символизмом, аналитическим абстракционизмом и другими столь же диковинными направлениями. Но с тех пор, как Панчек стал боготворить Луазье с его предметным иррационализмом, вообще нельзя понять, что же он изображает: абстрактную идею или мясорубку.