Смерть под псевдонимом

- Все видел! - с неожиданной жесткостью утверждения ответил Славка.

Он-то сейчас глядел не на орла, а на смотрителя. И от него не укрылось, как непонятный испуг мгновенно исказил лицо болгарина.

- Так вы говорите, трупы достать нельзя? - спросил Шустов, нагловато воззрившись на Христо Благова.

- Какие трупы? - грубо спросил смотритель и проглотил слюну.

- Всякие трупы: конские, к примеру… Сапные.

- Не понимаю! - отрезал смотритель и отошел в сторону.

Но Славка - как будто и не было этого мгновенного поединка - снова завороженно глядел на парившего в высоте орла.

- Наверняка видел! - восторженно крикнул он и даже кулаком махнул: - Орлы по сто лет живут! Это тот самый и есть!

И они втроем стали следить за медленными и плавными движениями орла.

Назад возвращались той же тропинкой. На полпути облака, потянув снизу, снова прикинулись мокрым туманом. Шустов легко находил дорогу среди уже знакомых камней.

- Я не могу поспеть за тобой! Давай отдохнем! - крикнул Бабин.

- Отдыхать в могиле будем! - весело отозвался лейтенант любимой поговоркой Котелкова.

Но все-таки остановился, глядя в туман, откуда должен был показаться замешкавшийся смотритель.

Два выстрела - один за другим - прозвучали гулко…

Еще один…

- Ну-ка, присядь! - приказал Шустов, схватившись за плечо.

Они быстро сели под камень. Человек стрелял не наугад.

- На Шипке все спокойно, - уныло заметил Бабин, слегка прикрывая раненого товарища.

Лейтенант Шустов, сидя, вынул из кобуры пистолет. Выстрелов больше не было. Ни шороха, ни голоса, ни дыхания. Тишина, какая бывает только в горах.

- Чего он сбесился? - шепотом спросил Бабин.

- Спятил, - спокойно засвидетельствовал Шустов, а глаза его сверкнули тем шельмоватым блеском, который всегда помогал понять, что он избежал опасности. - Собаку задушил, теперь в орла стреляет.

- Помешал ему орел… Думаю, пуля-то тебя искала.

- А ну, за мной! - скомандовал Шустов.

Они вернулись к памятнику. Он стал мокрым, почернел в тумане. Смотрителя нигде не было.

- Выходит, на Шипке все спокойно… - задумчиво подтвердил Шустов, снимая с себя гимнастерку.

- Пуля застряла?

- Царапина… Скользнула только.

- В машине санитарный пакет. Дойдешь?…

…………………….

На обратном пути они поссорились.

Все-таки характер у Миши чертовский: невозмутим, аккуратен, скуповат. И ко всему - голос. Неожиданно густой, басистый. Очень тонкое понимание музыки. После всего, что случилось на перевале, он ничего не нашел умнее, как насвистывать всю дорогу какую-то сложную музыку, - кажется, «Лунную сонату» Бетховена.

Младший лейтенант Шустов не любил того. Он любил песенки из последних кинофильмов или то, что в мирное время играли на танцевальных площадках в саду Баумана и в Сокольниках. И настроение у него было отравлено этим проклятым смотрителем. Повязка стягивала плечо, царапина жгла с каждым часом сильнее. Они прождали в корчме до вечера. Хозяину, конечно, ни слова. Благов как в воду канул. Славка не мог простить себе: вот ведь решил проверить свои подозрения и увлекся. Теперь ищи его…

- Ну, свистишь? - зашипел он наконец и остановил машину с краю дороги.

Бабин перестал свистеть и удивленно посмотрел на него.

Дьявольски мрачно выглядел Шустов в эту минуту.

- Свистит… Подскажи лучше, что делать.

- Доложить майору Котелкову, - хладнокровно посоветовал Бабин.

- Ни за что! Будет кишки из меня тянуть.

- Товарищ лейтенант, надо уметь ответ держать.

- Все доложу. Только полковнику! Пусть хоть в штрафную! По крайней мере, человеком оставит.

Бабин усмехнулся. Вот герой! Значит, легкая смерть лучше трудной жизни? Но ему стало жаль Шустова. В приступе нежности к другу, попавшему в беду, он только и произнес:

- Луи Буссенара нет на тебя. Он бы тебя описал…

26

До Вршаца не долетели: фронт рядом. Капитан Цаголов, сопровождавший полковника Ватагина, предъявил документы в каком-то штабе, окопавшемся на лесной опушке. Им дали машину и двух солдат. В сербских селах по пути встречали с любовью.

Это была святая осень Югославии - осень становления народной власти. Селяки-крестьяне возвращались к родным очагам из партизанских ущелий. В городах веселился весь трудовой народ - пропахшие кожей седельщики и сапожники, белые пекари, сутулые портные, пропахшие лозой тростника корзинщики… Благородная страна всем сердцем встречала русского солдата, несшего освобождение.

Маленькое дорожное происшествие взволновало Ватагина. В доме, где привел случай остановиться, он разговорился с вдовой сербского подпоручика, расстрелянного оккупантами, и вдруг она стала целовать его руку. Потом долго гладила головку своей дочки-сиротки, удерживаясь, чтобы больше не плакать.

Дом Ганса Крафта легко было найти по спискам городской управы. Он оказался пуст и заброшен. Во дворе пахло гарью - три дня назад горела конюшня.