Смерть от тысячи ран

Тревога продлится еще как минимум двадцать четыре часа. После этого поиски примут иной характер. При прочесывании жандармерией пустошей и пролесков близость беглеца к населенным пунктам будет лучшим козырем для преследователей. Всегда найдется кто-то, кто заметит нечто ненормальное у соседа, в таком-то поле, в таком-то лесу. В городе, где полиция дистанцировалась от населения, которое она должна знать и защищать, можно затеряться в толпе, и тогда риск быть замеченным минимален.

Мотоциклист не был готов к путешествию, а тем более к побегу. Его рана требовала нескольких дней покоя. Как минимум трех. Слишком долго. Сколько времени он ехал после того, как вчера вечером убил тех троих в лесу? Недолго: минут десять? Пять? Или меньше? Он уже не помнил. Сколько дорог, сколько домов в округе? Немного: один. Маловато. Место преступления слишком близко, сбор информации неминуемо приведет сюда.

Должен был бы привести. Уже сегодня.

Он выжидал весь день.

Никто не пришел.

Тела никто не обнаружил?

Это всего лишь вопрос времени. Дней трех?

Двинуться с места — и наткнуться на заграждение, не двигаться — и оказаться в центре воронки смерча.

Мотоциклист поднялся, понял, что нога его не слушается, ощутил, как боль поднимается от бедра до самой спины. Он ухватился за письменный стол и стиснул зубы.

Остаться, потому что выбора у него нет. Остаться, выбрать из двух зол меньшее. А потом другая мысль, хрупкая, тотчас же изгнанная из сознания. Остаться, чтобы перестать прятаться, остаться, чтобы его нашли. И наконец покончить с этим.

В животе заурчало. Он голоден. Часы показывали всего шесть часов вечера. Рано. Он заметил, что левая рука дрожит, постарался не обращать внимания. Ему надо закончить обход, потом он выпустит женщину из подвала, пусть приготовит поесть.

Мотоциклист вернулся в кухню, остановился перед застекленной дверью, увидел лежащего прямо возле нее пса. Ксай поднял голову, посмотрел на него.

Мотоциклист спросил себя, не наблюдает ли за ним кто-нибудь еще. Весь день он задавал себе этот вопрос. Трое заложников в доме. Преследователям стоит задуматься. Немного. Ничуть не бывало. Главное — его нейтрализовать. А с проблемными соседями, которые отравляют жизнь этой семье, те, кто его преследует, располагают идеальным оправданием для имитации кровавого нападения. Никаких причин для ожидания, для переговоров.

Мотоциклист положил руку на запястье, понял, что его все еще сотрясает дрожь, и передумал.

Во второй половине дня он дважды отправлял женщину во двор, чтобы не привлекать внимания соседей резкой переменой в обыденной жизни фермы. Чтобы выманить предполагаемого волка из лесу. Чтобы не подставляться. Он знал, что произойдет там, снаружи, если его поджидают.

Потертый, грязный пуховик Омара Пети́ висел на вешалке, закрепленной на стене у входа в кухню. Мотоциклист надел его и прикрыл голову торчащим из заношенного воротника капюшоном. Куртка пахла потом, фермой, работой, нормальной жизнью.

Он открыл дверь. Ксай поднялся, отступил на несколько шагов, не теряя его из виду. Они оценивали друг друга. Пес поднял уши, пригнул голову, зарычал.

— Пошел ты!

Мотоциклист сунул руки в карманы и сделал шаг во двор. Смутное вечернее солнце, луны еще нет. Только свечение из окон кухни, ни звука. Он дошел до стойла. На двери крупными буквами выцарапано: «Смерть черножопому». Он вспомнил одну из фотографий. Пробрался внутрь, ощупью нашел выключатель. Машинально втянул голову в плечи. Зажег свет.

Ничего.

Его мотоцикл под чехлом. Трактор, прицеп, беспорядочно наваленные в пустых загородках для скота инструменты. Он погасил свет, прижал руки к груди, чтобы запахнуть куртку, — было очень холодно — и вышел.

Ничего.

Ксай сидел на разумном расстоянии. При приближении человека его сложенные назад уши поднялись. Немного, не совсем. Человек и пес, следя друг за другом, вместе дошли до дороги, двигаясь по параллельным траекториям, и остановились у ворот. По другую сторону асфальтовой ленты простирались поля, неотличимые от неба. Ни одного соседа, или очень далеко. Ни одной искорки в темноте.

Ничего.

Они были одни, пес и он. И семья Пети́.

Мотоциклист вынул руку из кармана, протянул ее ладонью кверху, подождал. Влажная морда. Шершавый язык. Его пальцы подобрались к загривку Ксая. Ласка. Друзья — на данный момент.

Мотоциклист выдохнул, изо рта вырвался теплый воздух. Смерть, его единственный горизонт, удалялась. Ночь переставала быть враждебной. Такого давно не бывало.

— Есть хочу. А ты?

Стоило ему это произнести, как они появились. Два, близко один к другому, синхронные. Он зачарованно следил взглядом за огнями.

Наконец голова немецкой овчарки резко повернулась. Пес услышал.

Мотор. Фары. Единственная дорога. Ни одного соседа. Машина направлялась сюда.

Когда мотоциклист поспешно направился к дому, Ксай последовал за ним.

Двадцать четыре часа спустя