Смерть обывателям, или Топорная работа

– Вы правы, Марфа, фактически против вас ничего нет. Но есть одно обстоятельство, почему я начал вас преследовать.

– И какое? – глаза Степановой опять сузились, ноздри расширились.

– Дочь Висковитова.

– При чём здесь она? – искренне удивилась Марфа.

– Если с ней что-нибудь случится до получения наследства, я… – Филиппов подал знак писарю, чтобы тот ничего не писал, – сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты не миновала каторги.

– Владимир Гаврилович, я привязалась к девочке и, памятуя о своей собственной судьбе, никогда не допущу, чтобы, не дай бог, она пострадала. Не возводите на меня напраслину. Я огражу её от всяческих напастей… если вы… – она так и не договорила. Филиппов только покусывал ус. Догадаться о планах Марфы не составляло труда.

Глава 46. Вместо эпилога

Судьба бывает не только изменчивой, но, что самое неприятное, – непредсказуемой. Бегут дни, вроде бы впереди всё ясно и понятно, но… Где-то на западе прогремел один-единственный выстрел, отразившийся эхом не только в Империи, но и по всей Европе.

На смену Владимиру Гавриловичу начальником сыскной полиции был назначен Аркадий Аркадиевич Кирпичников, взятый сразу из провинции на столь ответственную должность. Тогда в Департаменте полиции решили: пусть «новая метла», не связанная ни с кем тесными узами кумовства, по-новому метёт».

Сыскную полицию после 11 марта 1917 года придали Министерству Юстиции и переименовали в Бюро уголовного розыска. Часть архива, тщательно собираемого последние десятилетия, разграбили при февральских событиях, часть сожгли. Повылазили изо всех щелей бандиты, начали собираться в шайки. Если бы они только грабили – но увы, не стали щадить при этом ни малого, ни старого. Чем меньше свидетелей, тем спокойнее жизнь преступников.

Потом грянул Октябрьский переворот, и жизнь круто изменилась, хотя в начале 18-го года это ощущалось не так явно. Резких изменений не произошло. Но бороться с преступным элементом стало труднее.

– Аркадий Аркадиевич, – Кунцевич, ещё со времён предыдущего начальника занимавший должность помощника, остановился на пороге. Дверь в кабинет была открыта, хотя помещение не отапливалось. Весна в наступившем году пришла рано, солнце ярко светило, но ожидаемого тепла, к сожалению, не давало. – Позволите?

– Мечислав Николаевич, – обрадовался Кирпичников и отложил в сторону газету. На бескровном лице за стёклами очков заблестели глаза. На губах появилась едва заметная улыбка. Начальник запахнул накинутое на плечи пальто. – Проходите, проходите.

Кунцевич тяжело опустился на стул.

– Что там у нас? – Аркадий Аркадиевич снял с тонкого носа очки и начал протирать бархоткой. На лбу появились морщины.

– Как всегда, убийство.

– Ну, этим, – усмехнулся начальник уголовного розыска, – нас не удивить. Стоит выезда?

– Даже не знаю, – помрачнел Кунцевич, – нужно ли истребление преступного элемента, или просто мы досиживаем последние дни в нашем… простите, ихнем учреждении.

– Не надо пессимизма, Мечислав Николаевич, переходный период всегда сопровождается всплеском жестокости. Вы отправили свою семью подальше от столицы?

– Аркадий Аркадиевич, а толку? Везде одно и то же.

– Ваше право. Так с чем вы пожаловали? Убийство, говорите?

– Именно.

– И чем оно, собственно, привлекло ваше внимание?

– Фамилией одной из убитых.

– Мечислав Николаевич, не тяните.

Кунцевич откинулся на спинку стула.

– Году эдак в девятьсот втором, простите, девятьсот третьем, – лицо помощника вначале скривилось, словно он откусил кусочек лимона, потом разгладилось. – Да, было это в девятьсот третьем, перед торжествами в честь двухсотлетнего юбилея основания столицы. В Охтинской части произошли зверские, прямо скажу, преступления. Тогда в одном из трактиров убили владельца с женой, а по соседству – целую семью. Если память меня не подводит, то и детей, лет трёх-четырёх и шести. Ну, в общем, всех. Вначале считали, что преступники одни и те же, но оказалась иначе. В убийстве хозяина трактира оказался замешан его зять. – Мечислав Николаевич посмотрел на начальника. – Вы уж не обессудьте, архивное дело сгорело. Я хотел восстановить в памяти дознание, но, увы, – он развёл руками, – сейчас припоминаю по памяти. Семью свели в могилу Шиманский и Юхо, вот их я запомнил. Жестокие хладнокровные убийцы, пытали отца семейства, пока тот не показал тайники в доме. Но речь сейчас не о нём, а об убитой ныне Марфе Степановой.

– Говорите, дела оказались разными?

– Да, – кивнул головой Кунцевич, – разными. В первом случае запутанная история. Зять хозяина стал вдовцом за несколько лет до преступления. Он тайком обвенчался с Марфой Степановой, которая служила в доме нянькой. Вот истинным убийцей явилась она, а зять этот – извините, не помню его фамилии, – оказался ширмой, на которую указывали все улики. Эдакое подставное лицо.

– Если стало известно, что она убийца, то отчего не понесла наказания?