Смерть обывателям, или Топорная работа

– Вот о том и стоит потолковать, – Филиппов откинулся на спинку стула. – Кто-то по свету ходит и на деньги Елисея жирует. Ты сам видел, что они с детишками сделали. Могли бы пожалеть, ан нет, удавили, как ненужных котят. А ты говоришь – о Елисее. Ты для начала расскажи, кто мог знать, что у него деньги по тайникам разложены?

– Слово даю, что не знаю, – Григорий положил правую руку на левую сторону груди, где стучало сердце.

– Ну, ты-то знал?

– Откуда? – сперва отмахнулся Григорий, но потом на его лице появилось серьёзное выражение. – Ваше превосходительство, господин Филиппов, я во многих делах замешан, но Елисея никогда бы пальцем не тронул. Как можно на своего руку поднять? Да я бы на куски тех злодеев порезал, руками бы, – он протянул руки к начальнику сыскной полиции, – печёнку вырвал и сожрать бы заставил. А вы… – он махнул рукой.

– Видишь ли, Григорий, я за время службы судебным следователем много чего насмотрелся. И как брат рыдал на груди у меня, цепенея от утраты, а оказалось, что он родную кровинку из-за коровы зарезал. И мужья жён резали и рубили, и жёны отварами всякими мужей травили, и отцы сыновей, и сыновья родителей. Всего не перечесть. Поэтому, Григорий, я обязан, – Филиппов поднял указательный палец правой руки вверх, – предусмотреть все варианты. Это не от того, что я кого-то наметил в преступники или имею подозрения, а для того, чтобы человека больше не держать в подозрении, а заниматься поисками настоящего убийцы или убийц. Ты понял?

Григорий качнул головой.

– Тогда расскажи, почему ты ночью решил навестить дом Елисея?

– Так утром мы уехать должны были, вот и спешил передать его долю.

– Ну, мог бы принести раньше?

– Не хотел он, чтобы меня или Коробицыных у его дома видели.

– Ночью ж более подозрительно? Вдруг соседи случаем увидят и шум поднимут?

– Он так приказал.

– Так ты не ответил, кто мог знать, что у Елисея в доме есть тайники и спрятаны там деньги и драгоценности с краж.

– Не знаю, – покачал головой Григорий.

– Ты же знал?

– Нет, я догадывался, что Елисей деньги копит, чтобы дело большое открыть, но…

– Если не ты, так приятели могли захотеть долю свою увеличить.

– Не, не могли. Я ж с ними лет пятнадцать… – Анциферов с опаской посмотрел на начальника сыскной полиции, поняв, что проговорился.

– Григорий, скрывать нечего. Ты думаешь, я не догадываюсь, что ты с приятелями не плюшки на базаре воровал, а по серьёзному дела вёл? Елисей вас на дома наводил?

– Он.

– Теперь скажи, почему перестали ходить в трактир к Андрееву? Ведь он совсем недалеко от места, где ты с приятелями обитал.

– Васька там одного человека увидел, с которым встречаться не хотел. Вот и перестали мы туда ходить.

– Что за человек?

– Толком ничего не рассказал, но испугался сильно.

– Тогда вновь вернёмся к нашим дорогим баранам, – Филиппов положил руки на стол.

– Каким баранам? – недоуменно заморгал ресницами задержанный.

– Это присказка такая, а мы вернёмся к действительности. Ты мне поясни, когда Елисей Степанов превратился в Иону Анциферова?

– Ну, это история неинтересная и совсем короткая.

– Так поясни.

– Неужели вы не узнали? – хитро улыбался Григорий.

– Вот что мне не нравится в таких, как ты, так это излишнее умничанье и самодовольство. – Владимир Гаврилович потеребил пальцами ус. – Неужто ты можешь помыслить, что мы не докопаемся до истины? Неужели такие, как ты, настолько самоуверенны? Да, уйдёт некоторое время, но доподлинно установим сей факт без тебя.

– А я что? – Анциферов выглядел больше испуганным, чем самодовольным. – Надо – расскажу. Тут никакой тайны нет, тем паче, что Елисея уже не воскресить.

– Рассказывай.

– Дело простое, – торопливо, чуть ли не глотая слова, начал Григорий. – Я не знаю, что Елисей сотворил в своей деревне. Там домов-то раз-два и обчёлся, но сбежал он оттуда. Боялся, что приедут за ним. А у нас в ту пору несчастье случилось: Иона, брат мой, утоп. Пошёл на речку охолонуться, так и сгинул.

– Он плавать не умел, что ли?

– Плавал как рыба. Это, наверное, его и погубило. Нырнул – и об корягу головой, то ли чувств лишился, то ли чем зацепился, но прибегает Елисей и говорит….

– Елисей в ту пору у вас уже жил?

– С неделю, наверное. Вот прибегает Елисей и говорит, что, мол, не сумел из-под воды вовремя достать Иону. Мы на речку, а он лежит, бедный, посинел весь, и кровь с затылка течёт. Меня за приставом снарядили, а как я с ним явился, то отец меня в сторону отзывает и говорит: «Ты в утопшем Елисея признавай, пусть заново жизнь начинает». Как он уговорил родственников на подлог, я не знаю, да и никто мне не рассказывал. Вот с того часа Елисей стал Ионой, но для меня так и остался Елисеем. И очень уж злился на меня, когда я его не называл именем моего усопшего брата.

– Скажи, Григорий, свидетели того, как погиб твой брат, были?

– Нет, только Елисей.

– И никогда не приходила тебе мысль, что вовремя Иона утонул?

– Бывало, но ведь даже отец с матерью поверили, а что я? Разве я мог им перечить?

– Но ведь именно он втянул тебя в нынешнее существование?