Смерть на взлетной полосе

— Минуточку! Как это домой? Ведь Китаев сбежал из‑под ареста. Это статья. Он должен в СИЗО находиться.

— Не нужно ему в СИЗО. Парень натерпелся, пускай отдохнет. Можешь не сомневаться, больше он никуда не денется.

— Но как же…

— Послушай, Сергей. На него надавили, угрожали убить невесту. В такой ситуации даже противоправные действия, за которые полагается статья, трактуются совершенно иначе. Кроме того, я уверен, что в ходе допроса Джункаева и Белавина обвинения с Максима удастся полностью снять. Так что давай не будем цепляться к пустякам, а сосредоточим усилия на том, что важнее. К моему приезду ты должен подготовить очную ставку между Белавиным и Джункаевым. Этим и займись. А за Максима не беспокойся, с ним больше проблем не будет.

Закончив разговор, Лев повернулся к Китаеву. Тот смотрел на него сияющими от восторга глазами, кажется, боясь верить своему счастью.

— Это… это правда? Я могу ехать домой?

— Правда, правда. Ты свое отработал. Отдыхай!

Полицейский «Форд» ненадолго притормозил у подъезда ветхой трехэтажки, и, попрощавшись с Максимом, Гуров поехал в изолятор.

Очная ставка между Джункаевым и Белавиным превратилась в искрометное шоу, напоминающее фейерверк. Накал эмоций и количество взаимных претензий превышали все мыслимые нормы.

Гуров, поначалу даже с некоторым интересом слушавший этот обмен любезностями, быстро понял, что реальной пользы от этой перепалки ждать не приходится. Несмотря на то, что в ходе этого эмоционального «обмена мнениями» он даже отметил для себя несколько новых, ранее не известных ему фактов относительно доказательств чьей‑то конкретной вины в конкретном преступлении, все было так же безрадостно, как и до этой «встречи старых друзей».

— Это он, товарищ начальник, он меня заставил! — устремив на Гурова пионерски‑честные глаза, уверял Муса. — Он меня все время заставлял. Как будто я его раб. И видео подделывать заставлял, и людей разных подсылать. И с вертолетом этим. Сам бы я ни за что не решился. Это все он, он придумал!

— Чего? — презрительно кривил лицо Белавин. — Да это ты меня постоянно провоцировал. Не слушайте его, это он только сейчас такой, паинькой прикидывается. Тоже мне, ребеночек беззащитный! Жареным запахло, вот он и заскулил. Шакал вонючий! Вы бы на него в другом месте посмотрели. Ему что в консервную банку выстрелить, что живому человеку в затылок — все едино.

Еще немного послушав этот прочувствованный диалог, полковник решил, что необходимо переменить тактику, и, вызвав охрану, велел развести задержанных по камерам.

Через некоторое время, когда, по его подсчетам, волнения должны были уже несколько успокоиться, он вновь пригласил к себе приятелей для беседы, но уже по одному.

Сначала Гуров решил поговорить с Джункаевым. Что‑то подсказывало ему, что, несмотря на всю свою брутальность, он будет менее склонен искажать информацию, чем поднаторевший в интригах Белавин.

— Ладно, Муса, что было, то было, — примирительно произнес он, глядя на сидевшего перед ним азиата. — Я зла не держу. Так что и тебе обижаться незачем. В конце концов, это ты хотел меня убить. Тогда ночью, помнишь? Тебя Белавин послал?

— Не знаю. Никто меня не посылал. А этот вообще всегда эксплуатировал. Как раба.

— Нет, Муса, так дело не пойдет. Я с тобой как с умным человеком хочу поговорить, а ты мне снова «дуру лепить» начинаешь. Неинтересно. Ты пойми: причастность твоя фактически уже доказана, и попытка угнать вертолет — только дополнительный аргумент в серии этих доказательств. А еще побег из СИЗО, нападение на полицейского. Уже немало, согласись. Хочешь, чтобы вдобавок на тебя повесили убийство командира части? Если все так и будет продолжаться, когда Белавин все валит на тебя, а ты все пытаешься свалить на него, результат в итоге только один.

Раскосые глаза Мусы вопросительно уставились в лицо полковника.

— Хочешь знать, какой? Не проблема. Могу тебе сказать точно. Вину просто разделят пополам, и соответственно сроки вы будете мотать совершенно одинаковые. Оно тебе надо? Может быть, твоя часть во всем этом не такая уж большая, а ты должен будешь отвечать так, как будто именно ты все это организовал.

— Я не организовывал, — угрюмо проговорил Муса.

— Так вот я же об этом и говорю, — чувствуя, что лед тронулся, поддержал Гуров. — Давай разберемся, кто и чем здесь занимался. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Взрывчатку заложил Белавин?

— Да, он. И придумал все он. И начальнику своему мозги замутил. Мол, давай над этим молокососом еще одну шутку сыграем. Я, дескать, слабенькую заложу, он полезет проверять, она и рванет. А ты, мол, потом на некомпетентность спишешь, скажешь, что пацан этот все сам испортил.

— Поэтому Курбанский в момент взрыва в кабине находился? Чтобы самолично засвидетельствовать «некомпетентность»?

— Поэтому.

— А он не боялся? Знал, что будет взрыв, и все равно пошел на эту аферу, сидел себе преспокойно в кабине, дожидаясь, пока у него под самым носом бомба взорвется? Как‑то немного странно получается.