А что дальше? Может быть, Джеймс даст мне еще одну или двух своих лошадей. Может быть, я даже буду еще скакать на Образце и сражаться за Зимний Кубок. Но сам я ничего от себя не ждал и не надеялся пройти хорошо. При одной мысли, что мне придется снова выдерживать все эти косые взгляды, я весь съеживался. Лучше уж сразу начать новую жизнь. Но что мне делать в этой новой жизни?
Вернуться к прежнему я уже не мог. В двадцать лет можно быть рабочим на ферме, и это меня устраивало. Но в сорок, в пятьдесят? И чем бы не занялся, куда бы не уехал, меня повсюду преследовало бы сознание, что я потерпел полную неудачу.
Я поставил бутылку в буфет. Не меньше двадцати шести часов прошло, как я ел в последний раз. Вторичное обследование кухни обнаружило лишь несколько консервных банок с улитками, тертым сыром и засахаренными каштанами.
Я побрел по улице, пока не наткнулся на приличного вида бар, где меня не знали в лицо. Заказал сандвичи с ветчиной и кружку пива. Но при попытке что-нибудь проглотить горло сжималось судорожно. Если я не могу напиться, не могу получить Джоан и не могу.., не могу больше быть жокеем.., то, по крайней мере, теперь я смогу есть, сколько захочу, не думая о лишнем весе... И все же я не сумел заставить себя проглотить ни кусочка, а при виде пива меня начинало тошнить.
Тут кто-то включил телевизор, и начальные аккорды "Скачущего майора" загремели, перекрывая звяканье стаканов и гул голосов.
Пятница, Девять часов вечера. Большая компания болельщиков зашикала на окружающих. И на экране прорезались ясные черты Кемп-Лора. Мой столик стоял в самом дальнем углу. Я и остался, чтобы не проталкиваться через толпу, а вовсе не из-за желания смотреть.
– Добрый вечер, – сказал Морис с обычной обворожительной улыбкой. – Сегодня мы собираемся побеседовать о том, как уравниваются шансы на успех. Мы пригласили двух компетентных лиц, которые смотрят на весы с разных позиций. Первый из них – мистер Чарльз Дженкинсон, являющийся в течение многих лет официальным судьей на скачках. – На экране появилось смущенное лицо Дженкинсона. – Второй известный тренер Корин Келлер.
Худая физиономия Корина засияла от удовольствия, "Ну, теперь пересудам об этой передаче конца не будет", – подумал я. Но вдруг с острой болью вспомнил, что я-то все равно ничего не услышу.
– Мистер Дженкинсон, – продолжал Морис, – объяснит, как действует судья на скачках. А мистер Корин расскажет, что он делает, чтобы лошади не терпели поражений.
Я слушал невнимательно, погруженный в свое горе. И на Корина обратил внимание не сразу. Он был вовсе не откровенен. Скажи он правду – тут же лишился бы лицензии. На практике он без всяких колебаний приказывал своим жокеям отстать в начале скачки, да так и держаться. Но по его словам, он, оказывается, придерживался самых справедливых позиций. Что немало позабавило меня.
– Лошади из моей конюшни изо всех сил стараются победить, – солгал он без смущения. – Терпеть не могу, когда жокеи сдаются слишком быстро, даже если их обогнали Совсем недавно я уволил жокея за то, что он к концу скачки прекратил борьбу. Если бы он гнал лошадь по-настоящему, он мог бы прийти третьим... – гудел его лживый голос.
А я думал о Тик-Токе. Как ему пришлось отвечать перед распорядителями за то, что он слишком добросовестно исполнял приказания Корина. И теперь у него неприятности – тренеры ему не доверяют. Вспомнил и про Арта, которого придирки и пререкания довели до смерти. И активная неприязнь, которую я всегда испытывал к Корину Келлару, превращалась в этом темном баре в стойкую ненависть.
Я подумал, что у Мориса все это могло получиться и удачнее, выбери он кого-нибудь другого. А может, он выбрал именно Корина, чтобы показать, как обманывают судей. Любой жокей, которому приходилось скакать у Корина, на собственном опыте убеждался в его лжи.
– Но мы всегда полностью зависим от жокея, – продолжал Корин. – Можно надрываться неделями, готовя лошадь к скачкам. – а жокей совершит какую-нибудь дурацкую ошибку и все погубит.
– Именно это и делает скачки увлекательными, – смеясь, оборвал его Морис.
В баре тоже все засмеялись.
– Возможно.., – согласился Корин в замешательстве.
– Ведь с жокея взыскивают за то, что он не выжал из лошади все возможное. Каковы бы ни были причины – случайные ошибки или нечто более серьезное, вроде неспособности в критический момент принять решение...
– Вы хотите сказать, когда характера не хватает, – уточнил Корин. – Судья должен это учитывать. Как раз сейчас есть такой случай... – Он заколебался, по поскольку Морис не пытался его останавливать, продолжал решительно:
– Когда все лошади, на которых скачет жокей, плетутся в хвосте. Понимаете, он боится падения. Возможно, судьи считают, что лошади не так уж хороши, как раньше. Но это, конечно, не так. Просто седок катится вниз.
Почувствовав, как кровь бросилась мне в лицо и запульсировала в висках, я оперся о стол и до боли сжал пальцы А знакомые голоса продолжали безжалостно:
– И как вы смотрите на это, мистер Дженкинсон? – спросил Морис.
Судья смущенно пробормотал: