Джейн раньше всех заподозрила, что я с кем-то встречаюсь. Но мне и в страшном сне не могло присниться,
Джейн выпучила на меня глаза и долго не могла произнести ни звука. А потом воскликнула: «Бобби и ты?! Вместе?! Ты что, с дуба упала?!» И рассмеялась. Меня никогда не задевали ее глупые детские насмешки. Но в тот раз я была уязвлена. «А почему нет?» – поинтересовалась я. «Да потому что ты ненормальная», – с жалостью проговорила Джейн. И я поняла, что даже родная сестра видит во мне белую ворону. А оплаченные мной счета и пакеты из магазина воспринимает, как нечто само собой разумеющееся.
Через два дня я, вернувшись домой, увидела записку, прилепленную к стеклу спальни Джейн. Записка была, конечно, от Бобби, и в ней он предлагал встретиться вечером в роще за школой. Я, не долго думая, сорвала записку, собрала волосы в «конский хвост», надела сестрины сережки, ее драгоценный свитер от «Лакост» – купленный на мои деньги – и в назначенное время отправилась на велосипеде к месту встречи. Бобби уже заждался. В своем кожаном пиджаке он здорово смахивал на молодого Роберта Редфорда,[20] хотя, честно скажу, не блистал интеллектом.
Я старательно играла роль сестры, и мне это блестяще удалось. В детстве мы забавы ради часто выдавали себя друг за друга. Что бы там ни думала про меня Джейн, но лицедейство далось мне легко. Зачем я это сделала? Наверное, просто хотела понять, почему, с какой стати Джейн позволяет себе смотреть на меня свысока? А еще меня немного задевала ее популярность. Судьба нонконформиста – быть отшельником. Если ты настолько независим, что никто тебе не указ, то идешь по жизни в гордом одиночестве. А я уже тогда была сыта этим одиночеством по горло. А Бобби Эванс… Он был одной из тех «наград», которые полагались примерным девочкам – таким, как все.
За разговором я и не заметила, как Бобби увлек меня в самую чащу и стал целовать. Поначалу трепетно и нежно, а потом со страстью. Наверное, так принято было «любить» у местных малолетних ловеласов. В отличие от Джейн я столкнулась с этим впервые, все для меня было внове. Пыхтение, захлебывающийся шепот, горячее дыхание на лице, грубоватые неумелые ласки – Бобби залез рукой под сестрин свитер, изо всех сил прижимая меня к себе. Все это резко контрастировало с тем, что я привыкла переживать в объятиях Дэвида Грэшема. Бобби немилосердно тискал мою грудь, а я в это время думала, что на этом у них с Джейн все обычно и заканчивается. Я читала это в его глазах. Наконец он сделал вид, что хочет стянуть с меня джинсы, но медлил. Ждал, очень ждал от меня патетического: «Нет!» Или: «Не сейчас!» Или: «Я очень хочу, но еще не готова!»
Но я промолчала.
А он растерялся. Все возился с моей застежкой на джинсах, но уже без всякого проблеска страсти. Наконец он сел на поваленное дерево, не в силах поднять на меня глаза. Он никак не мог понять, почему сегодняшнее свидание пошло не по сценарию. Ему долго отказывали и вдруг – без всякого предупреждения – вручили ключи от рая. А он не знал, что с ними делать.
Наконец он набрался смелости и спросил, действительно ли я готова. Я ответила, что да, настал час. Смеркалось, и Бобби с надеждой поинтересовался, не пора ли мне домой. А я ответила, что мое опоздание заметит только Джордан, а кому интересно ее мнение? Бобби рассмеялся.
Это разрядило обстановку и придало ему смелости. Он вновь коснулся меня, и я коснулась его в ответ. Сама не знаю зачем. Ведь я уже сполна насладилась своей маленькой местью. Видимо, к той минуте во мне заговорили здоровые молодые гормоны. Я была опытна, а он красив. Все шло, как и полагалось. Когда мы разделись, я почти перестала притворяться. Мне казалось, что теперь это бессмысленно. И не хотелось, чтобы он обманывался и дальше. Но прямо сказать ему я не решалась. Напротив, старательно прятала руку, где у Джейн должны были белеть шрамы – след того ужасного нападения собаки. И не прерывала поцелуев, чтобы не дать Бобби возможности говорить.