Я ехала по трамвайным путям, которые блестели в огне фар и исчезали под колесами «мустанга». По сторонам дороги темнели деревья. Впереди горели ночные светофоры. Над головой чернело небо. Но я всего этого не замечала. Перед мысленным взором снова и снова прокручивалась недавняя сцена, едва меня не убившая.
Марк подмигивает и говорит: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?» И тут же в сознании всплыла реплика доктора Ленца: «Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни».
И совесть в тысячный, наверное, уже раз больно кольнула меня в самое сердце.
9
Большинство рейсов на Кайманы летают из Хьюстона и Майами, но у ФБР, слава Богу, есть возможности не подстраиваться под общий пассажиропоток. И вот мы с Кайсером оторвались от земли в аэропорту Нового Орлеана и взяли курс на Большой Кайман – самый крупный из трех островов британского архипелага, до которого всего два часа лету. Когда я в последний раз летела этим маршрутом, у меня коленки тряслись от страха. Я сопровождала американскую воздушную группу, которая направлялась на ежегодный авиасалон на Кайманах. Одним из обязательных «пунктов программы» был партизанский облет территории коммунистической Кубы. Пятнадцать лет назад это считалось наглостью, граничащей с безрассудством. Как хорошо, что теперь я не жду каждую секунду себе в задницу советской ракеты класса «земля-воздух», а наслаждаюсь комфортным полетом. И лишь на самом краю сознания дает о себе знать тревога, вызванная личностью одного богатого пожилого француза, который по неизвестной причине захотел видеть меня в своей резиденции на Большом Каймане.
Мы находились в воздухе уже больше часа, а Кайсер все молчал. Хотя, собственно, о чем нам было сейчас говорить? А может, после вчерашнего происшествия от меня исходили флюиды неприязни к мужчинам, и Кайсер, поставленный этим в тупик, не хотел рисковать и нарываться. На душе у меня и в самом деле было неуютно. Все время хотелось провести ладонью по шее и смахнуть невидимый след влажного пьяного поцелуя. Но не в силах обмануть саму себя, я хорошо понимала, что дело не в поцелуе, а в реплике, оброненной Марком в ответ на мой от ворот поворот: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?»
Я наивно полагала, что единственной читательницей этой позорной главы моей жизни была сестра. Но, как видно, ошиблась. И то, что Джейн рассказала обо всем мужу, свидетельствовало об одном: она так и не поверила до конца в мою версию событий. И не простила.
«Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни». Этот вопрос доктор Ленц, по его собственному признанию, всегда задавал своим собеседникам. Какой простой и ужасный вопрос. И второй такой же: «Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось». На самом деле мне было что вспомнить и по первому, и по второму вопросам. Разумеется, я старалась вычеркнуть это из памяти. И лишь иногда, под влиянием обстоятельств – или даже без всякого повода, – воспоминания всплывали в моем сознании. И самый отвратительный случай, который произошел, когда мне было всего восемнадцать, тоже.
Как странно. С тех пор я прожила, можно сказать, целую жизнь, но все, что совершила за эти годы, вместе взятое, не перевесит того единственного события, случившегося в юности. Юность – ужасное время. Возможно, самый нелегкий период в жизни каждого человека. Именно в юности тебе наносятся раны, которые потом остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь.
Трещина отчуждения между мной и Джейн. Поначалу маленькая, но год от года ширившаяся, она в одночасье разверзлась между нами пропастью за несколько недель до того, как были преданы огласке мои отношения с Дэвидом Грэшемом. Джейн в те дни была особенно несносна, без конца трещала о своем грядущем членстве в элитном женском клубе и ежедневно пилила меня – уговаривала «взяться за ум», «поработать над собой» и попытаться стать «хотя бы внешне нормальной». А я отмахивалась от ее приставаний, трудилась в своей фотостудии, а по вечерам тайком пробиралась к дому учителя истории. Сейчас, с высоты прожитых лет, я бы сказала, что вела жизнь привидения. На уроках тушевалась, после школы сразу исчезала из поля зрения всех знакомых, не присутствовала ни на матчах школьной команды, ни на шумных школьных вечеринках.