Смерть как искусство. Том 1. Маски

– Не принципы и не здоровье. Просто мне невкусно, – призналась Настя. – Раньше я хотя бы мартини пила с удовольствием, а теперь и от него отказалась, голова начала болеть даже от трех глотков.

– Но вас не будет шокировать, если я позволю себе пятьдесят граммов? – Евгения Федоровна лукаво подмигнула. – Я привыкла с гостями пить кофе, а хороший кофе без коньяка и без сигареты – это деньги на ветер.

– Вот насчет сигареты я с вами полностью соглашусь.

Они расположились в огромной комнате, со вкусом обставленной дорогой современной мебелью, и Настя сразу же утонула в недрах мягкого удобного дивана. Арбенина устроилась напротив на точно таком же диване, между ними стоял стол со стеклянной столешницей на витой тяжелой ножке. Белоснежная пушистая Эсмеральда немедленно запрыгнула на диван, где сидела ее хозяйка, и расположилась на спинке, прямо возле головы актрисы. Помощница Арбениной, молодая женщина с толстой косой и угрюмым лицом, принесла кофе, коньяк и вазочку с орехами. Кофе действительно оказался на редкость вкусным. Интересно, это хорошие зерна или искусство приготовления?

Настя как можно старательнее пересказала содержание вчерашнего разговора с Иваном Звягиным.

– Как вы считаете, Евгения Федоровна, то, что сказал Иван, это правда?

Арбенина задумалась, запрокинула красивую голову, выпустила в потолок струю сигаретного дыма.

– Частично – да, правда, частично – нет. Насчет того, что артисты вцепляются в любые эмоции, даже в негативные, и не хотят их отпускать, я бы поспорила. Если бы это действительно было так, мы, актеры, не пили бы так много. А мы ведь пьем, и пьем именно потому, что не можем справиться с собой. Значит, нам негативные эмоции все-таки мешают жить, они нас душат, они подавляют в нас творческое начало, и мы пытаемся хотя бы так от них избавиться.

– А в чем вы согласны со Звягиным?

– В том, что актер действительно не может убить. Я в этом абсолютно убеждена. Во всяком случае, я о таких примерах не слыхала.

– Ну как же, – удивилась Настя. – А Малявина?

– Ну, там тоже ничего точно не известно, – красиво махнула изящной рукой с безупречным маникюром Арбенина. – То ли было, то ли не было… Очень сомнительное дело.

– А Юматов?

– Деточка, это же был пьяный аффект, это не в счет. А других примеров ни вы, ни я привести не можем. Вы поймите, творческие люди не склонны к убийству в принципе, потому что убийство – это разрушение, а они потому и творческие, что они созидают, у них все нутро под это заточено. Так что ни актеры, ни режиссеры, ни художники – никто из них не может быть убийцей. Да, по морде надавать могут и вообще могут руки распускать, это у них случается, как и у всех людей, могут и буйствовать, и дебоширить, и драку затеять, и в конце концов могут убить, если под горячую руку им попадешься. Но я вам повторяю: это будет случайное убийство, пьяное или аффективное. А убить так, как чуть не убили нашего Льва Алексеевича, – это же совсем другое дело. Человек должен был задумать преступление, готовиться к нему, стоять, караулить, выжидать, что-то планировать, подыскивать орудие, потом улучить момент и хладнокровно тюкнуть по голове… Нет, это не наше. Для того чтобы это сделать, нужны совсем особенные душевные и нравственные силы, которые мы, творческие люди, привыкли направлять совершенно в другое русло.

Евгения Федоровна чуть повернулась, протянула руку, погладила Эсмеральду. В ответ кошка довольно заурчала.

– А насчет того, что весь душевный и эмоциональный опыт складывают в копилку? – с любопытством спросила Настя. – Это правда?

– У кого как, – тонко улыбнулась Арбенина. – Кто фанатично следует системе Станиславского, тот именно так и поступает. Но таких актеров нынче немного.

– Почему? Станиславский теперь не в моде?

– Не в этом дело. Вы читали его книги?

Настя кивнула. Нельзя сказать, что она очень хорошо помнила эти книги, прочитанные в далекой юности, но какое-то понимание у нее все-таки осталось.