– Знаете, Антон, я начинаю думать, что ваши способности приносят большую пользу. Честное слово. Помните, как мы с вами недоумевали, когда вы заметили, что во время разговора о внуках и бабушках-дедушках Малащенко разволновался? Вы оказались правы. А я не права. Признаю.
– В чем не правы? – не понял Сташис.
– В том, что сомневалась в вас. Теперь не сомневаюсь, – улыбнулась Настя. – Но могу констатировать, что мы с вами интуитивно выбрали правильный метод совместной работы: я разговариваю – вы наблюдаете. От такого разделения получается куда больше пользы, чем если бы вы активно участвовали в разговорах. Поделитесь, что еще вы заметили сегодня интересного?
Антон смущенно отвел глаза и усмехнулся.
– По-моему, вы и сами это заметили. В Бережного влюблены все женщины театра, начиная от вахтерш и заканчивая красавицей Евой.
– А завтруппой? Как она вам показалась?
– Ну, эта до мозга костей предана Богомолову. Даже если она что-то и знает, то ни за что не скажет, чтобы не бросить тень на обожаемого Льва Алексеевича, так что дальнейшие беседы с ней, на мой взгляд, совершенно бесполезны. При прежнем худруке она не была в таком фаворе, как сейчас, а при Богомолове переживает пик своей карьеры и очень гордится тем, что является чем-то вроде «серого кардинала» при руководителе.
– Согласна, – кивнула Настя. – А еще что? Про Бэллу из костюмерного что-нибудь скажете?
– Открытая и искренняя, очень переживает за свою коллегу, которую уволили, Гункину. Жалеет ее. Богомолова не любит за его драконовские привычки всех контролировать и презирает за мелочность. Ну ладно, уволил – так уволил, основания были, хотя мог бы и простить. Но выцыганить у несчастной женщины деньги, которые ей нужны были для рожающей дочери, – это просто свинство.
– И снова согласна. А Ева?
– А что Ева? Такая же, как Бэлла, открытая и искренняя, с той лишь разницей, что у Бэллы это идет от внутренней доброты и честности, а у Евы – от инфантильности и глупости. Ну, и от хорошей жизни, наверное. Она же зла-то ни от кого не видела, прожила за папочкиной спиной, благополучная, недалекая, красивая, спокойная. И за Богомолова она не переживает так, как пытается показать. Она просто не умеет еще переживать за людей, слишком молоденькая, горя не знала.
– Что, совсем не переживает? – недоверчиво переспросила Настя, которой показалось, что это не совсем так и девушка все-таки обеспокоена произошедшим.
– Переживает, но не за Богомолова, а за себя. Уж очень ей это место нравится. Работа не в напряг, она сама так сказала, кругом множество интересных мужчин разного возраста, которые делают ей авансы, причем эти мужчины зачастую известные артисты, что, конечно же, возвышает ее в глазах подружек. К тому же есть куда наряжаться и для кого выглядеть. Вы обратили внимание на ее рассказ о том, что она полгода просидела дома и заскучала?
– Да в общем-то нет, – призналась Настя. – То есть я помню, что она это сказала, но никаких особенных выводов из этого не сделала. А вам что-то в этот момент показалось?
– Ничего особенного, просто я подумал: а где же подружки, те самые, для кого она берет автографы у артистов и перед кем держит марку близким знакомством со звездами? Почему ей было скучно полгода сидеть дома?
– И где они? – с интересом спросила Настя.
– Да они учатся или работают, одним словом, днем они заняты. Вот наша Ева и скучала. Учиться она не хочет, лень или мозгов не хватает, а может, смысла не видит, потому что учатся те, кто собирается в дальнейшем строить свою жизнь самостоятельно, а у нашей девочки таких мыслей в голове нет, она привыкла, что за нее все папа делает, так для чего напрягаться? Папа у нее не олигарх и не особо богатый, но при деньгах, если судить по тому, как девочка одета. Настоящий гламур ей недоступен, и ее круг общения состоит из тех, кто не бездельничает и не прожигает родительские деньги. А так она при деле, день занят, место престижное, перед подругами не стыдно, есть для кого краситься и одеваться. И потом, не забывайте, ей нравится Бережной. Даже возьму на себя смелость утверждать, что она влюблена до смерти, как влюбляются только в этом благословенном возрасте.
Настя с любопытством посмотрела на Антона. Ничего себе рассуждения! В этом благословенном возрасте… Сколько Еве лет? Двадцать? Двадцать один? А самому Сташису? Двадцать восемь, он ненамного старше, а рассуждает так, словно ему уже за сорок.
– Так что Ева не за Богомолова переживает, а за себя, любимую, ей место не хочется терять. Мало ли как все повернется? Придет новый руководитель и уволит ее. А ведь есть еще такая невероятно сладкая возможность, что Бережного снова сделают полноценным директором, и вдруг он оставит ее своим секретарем? Вот это уже будет предел всех мечтаний. Вот о чем она волнуется на самом деле, а вовсе не о здоровье Льва Алексеевича.
Настя помолчала, пристально разглядывая Сташиса. Он невольно поежился.
– Что вы на меня так смотрите? Я сказал какую-то глупость?
– Вы меня пугаете, – медленно произнесла Настя. – Давайте-ка собираться домой, на сегодня достаточно.