Смерть как искусство. Том 1. Маски

Настя решила несколько сменить направление беседы.

– Скажите, Семен Борисович, как вы считаете, что будет с театром, если Богомолов не вернется к работе?

– Мне даже не хочется об этом думать, – тяжело вздохнул Дудник. – Это будет ужасно, если Лев Алексеевич не вернется к нам.

– Почему?

– Потому что у нас с ним были огромные планы, он хотел, чтобы я поставил одну из комедий Рэя Куни, он сейчас очень модный автор, на него публика пойдет, и еще собирался поручить мне постановку Вампилова и Коляды.

– И что вам может помешать подготовить эти спектакли без Богомолова? – спросил Антон. – Ведь не он же собирался ставить, а вы.

– Как вы не понимаете! – в голосе Дудника зазвучала досада. – Под Льва Алексеевича идут хорошие дотации, замминистра культуры – его близкий друг, и Богомолова всячески поддерживают наверху, а если его не будет, то вместо него придет другой худрук, и денег уже могут не дать. На что тогда я буду ставить? Конечно, нам всем может повезти, если новый худрук окажется креатурой Минкульта или Департамента культуры, а если нет? Тогда все наши с Богомоловым планы рухнут.

– А что, новый худрук непременно будет прислан сверху? – Настя решила воспользоваться обрывочными знаниями, почерпнутыми из разговоров с Гришей Гриневичем. – Насколько я знаю, это не обязательно. Художественного руководителя может выбрать труппа.

– Может, – неохотно согласился Дудник.

Настя бросила взгляд на Сташиса, глаза у того снова стали стеклянными. «Не слушает, – с усмешкой подумала она. – Наблюдает, наблюдатель-самоучка. Интересно будет узнать, что он высмотрел».

– А может так случиться, что труппа выберет вас? – задала она коварный вопрос.

Он произвел на Семена Борисовича странное впечатление. Режиссер побледнел, потом резко залился краской и с негодованием воскликнул:

– Вы что? Вы меня подозреваете в покушении на Льва Алексеевича? Да вы с ума сошли! Зачем мне быть худруком? Это же огромная ответственность, которая мне абсолютно не нужна. У меня и так все в полном порядке, я полностью реализуюсь творчески, много ставлю, у нас с Богомоловым были огромные планы, и в другие театры меня постоянно приглашают. А если я стану худруком, мне придется заниматься совершенно другими вещами. Нет, нет и нет! – Он перевел дух и уже спокойнее добавил: – Да меня труппа и не выберет.

– Почему вы так думаете? У вас плохие отношения с творческим коллективом?

– Отношения у меня отличные, – усмехнулся Дудник. – Я люблю актеров, актеры любят меня, и с художниками у меня полное взаимопонимание. Но я, видите ли, слишком молод для такого положения, какое занимает Лев Алексеевич. Таких молодых режиссеров не выбирают и не назначают, ну разве что в совсем молодых авангардных театральных коллективах. А у нас театр старый, с традициями, с биографией, так что мне в любом случае пост худрука не светит. Да мне и не нужно. Я прекрасно живу и ставлю все, что мне захочется.

После разговора с Дудником Настя потащила Антона на служебную лестницу искать место для курения. Место нашлось на площадке между вторым и третьим этажом, оно оказалось оборудовано двумя скамьями, двумя металлическими пепельницами на высоких ножках и устрашающего вида плакатом, извещавшим о том, что курение, конечно, убивает, но здесь, в этот самом месте, курить разрешено. Пол между скамьями был усыпан пеплом, видно, те, кому не повезло занять место поближе к пепельнице, не особо утруждали себя попытками дотянуться до нее. Но хотя бы окурки не валялись, и на том спасибо.

– Ну, – иронически осведомилась Настя, с наслаждением делая затяжку, – и что вы скажете? Или вы опять не слушали?

– Нет, – очень серьезно ответил Сташис, – я старался слушать, но все равно кое в каких местах наблюдал. В общем, я вам так скажу: он все врал.

– Все-все-все? – недоверчиво прищурилась Настя. – Прямо все, от первого до последнего слова?

– Практически все. От первого до последнего слова. Не было у него никаких совместных планов с Богомоловым. И ничего он не ставит и творчески не реализуется.

– И что, прямо ни одного слова правды?

– Нет, почему же, когда он говорил, что под Богомолова деньги дают, а под другого худрука могут не дать, тут он не врал. Но все остальное – ложь. Он очень хочет быть худруком, но страшно боится.

– Боится? Чего? Быть худруком?

– Не знаю, – признался Антон. – Но он боялся на протяжении всего разговора, даже когда говорил совершенно нейтральные вещи.

– Но ведь это глупо! – пожала плечами Настя. – Все, что он говорит, можно проверить. Как же он не боялся, что его ложь вылезет на свет божий?