Смерть как искусство. Том 1. Маски

– В том-то все и дело, – Кот извернулся и осторожно почесал рваное ухо. – Люди не понимают, что у смерти два лица, они упорно думают, что только одно, и, как только смерть замаячит, они тут же начинают сидеть и горевать и ничего не делать. При этом самое ужасное, что у людей так принято, а если ты не сидишь и не горюешь, а продолжаешь работать и думаешь о том, как заработать денег, то ты, значит, жестокосердный, не жалеешь несчастного умирающего и в такой тяжелый момент думаешь о корыстном. Представляете, какая мешанина у них в головах? То есть сидеть и лить слезы – это нормально, а зарабатывать деньги на то, чтобы достойно похоронить человека, – это стыдно, это корысть. И все потому, что они не понимают: смерть, любая смерть, есть обстоятельство их жизни, просто такое тяжелое обстоятельство, но жизни оно не отменяет. А жизнь-то вокруг них не останавливается, и все, кто в эту жизнь включен, хотят жить, а это значит – они хотят есть, а это, в свою очередь, означает, что им надо зарабатывать деньги, то есть что бы с тобой ни случилось, рядом всегда будут те, кто зарабатывает. А это, как вы понимаете, означает, что ты должен платить. И рядом всегда будут те, кого твое трагическое обстоятельство не коснулось и кто продолжает жить спокойно и радостно, и эти люди совершенно не понимают, почему их работа и, соответственно, доход должны зависеть от твоего настроения и душевного состояния. Им-то тоже кушать надо и семьи кормить! За все надо платить, и для всего нужны деньги, хоть какой прогноз тебе врачи озвучат. Если Лев Алексеевич не возвращается немедленно к работе, вся тяжесть ложится на его жену, и она должна эту тяжесть нести, а не сидеть сиднем. Вот бабушка моя наверняка так же думает, я много раз слышал, как она с подружками своими про такое разговаривала, да и с папенькой моим тоже. Бабушка вообще умная женщина, не зря папенька с ней дружил, не зря ее ценил. Вот если бы Леночка пришла к бабушке за советом, та бы ей объяснила, что к чему.

Ворон не на шутку рассердился и даже слетел с ветки на землю и подскакал к змеиной колыбельке, чтобы взглянуть Коту прямо в глаза.

– По-моему, ты рассуждаешь цинично, – сурово произнес он. – Нельзя человеческое горе мерить деньгами.

– А по-моему, – вступился за Кота Змей, – Гамлет рассуждает вполне логично. Смерть – это беда, а любая беда – это враг, которому нужно не сдаваться на милость, а сопротивляться изо всех сил, занимать активную позицию. Беда всегда хочет только одного: сломать человека, ибо других целей у нее просто нет. Если занять эту самую активную позицию, то можно минимизировать печальные последствия, особенно если ты не можешь ни избежать их, ни изменить, а если сидеть и горевать, то точно сломаешься. И потом, всегда есть шанс, что еще можно помочь, а без активной позиции ты не помощник, ты становишься только обузой для окружающих.

– Вот-вот, – встрепенулся Кот, с благодарностью лизнув розовым язычком змеиную блестящую кожу, – всегда надо стремиться помочь, а не грузить окружающих своими переживаниями. Вот я, к примеру, всегда старался папеньке помочь, мы, коты, это умеем, только люди это редко используют, не ценят они нас, не верят в наши силы. А ведь мы всегда заранее чуем болезнь и пытаемся лечить, оттягиваем на себя все негативное, что из больного места исходит. У меня папенька сердцем страдал, так я лягу ему на грудь и давай вытягивать всякое такое плохое, он со мной поговорит, я полежу, пооттягиваю, помурлычу, глядишь – и легче становится. Эдак мы с ним не один приступ предотвратили. А если бы я впадал в панику каждый раз и начинал мяукать и горевать, вместо того чтобы помогать, так еще не известно, как дело бы обернулось. Вот и в больницу меня не пустили, а ведь я тоже, наверное, мог бы помочь. Вы, уважаемый Ворон, не помните, когда папенька скончался? Какое число на портрете стоит?

Ворон гордо выпятил грудь. Как это он не помнит? С чего это ему не помнить? Да, этот задохлик тут им целую лекцию прочел, и возразить Ворону, пожалуй что, нечего, но уж когда дело до фактов доходит, тут ему равных нет. И пусть все об этом знают!

– Восемнадцатое сентября десятого года, – четко возвестил он красивым голосом.

Гамлет горестно вздохнул и опустил голову.