Интересное кино, правда? Воистину, попал Георгий Кривонищенко со своей песней на вокзале, как петух в ощип! А если вспомнить, что неучтённый «нож финского образца» имелся также и у Николая Тибо-Бриньоля, то становится ещё интереснее: поход, посвящённый XXI съезду КПСС, реально мог закончиться, не начавшись. Группа доехала до Серова и угодила в кутузку из-за наличия у членов группы неразрешённого холодного оружия. Это уже не туристическая группа, а настоящая банда (в милицейском понимании, разумеется). Ребята реально могли застрять в Серове на несколько дней «до выяснения обстоятельств» и необходимой проверки дознавателем. В том случае, конечно, если бы милицейский наряд на вокзале отнёсся бы к своим обязанностям как следует, т. е. педантично и по инструкции («Этот клоун с шапкой ваш товарищ? А у вас самих документы имеются? А покажите, что у вас в карманах… А развяжите-ка рюкзаки! Ах, не хотите… ну, пройдёмте-ка в пикет, там разберёмся»). И поход на Отортен логично завершился бы на вокзале в Серове.
А теперь простенький вопрос, который, правда, почему-то не приходит в голову многомудрым «дятловедам» с очень большим «туристическим опытом»: неужели кто-то действительно верит, что Люда Дубинина могла выручить Кривонищенко из той передряги, в какую тот угодил? Люда простодушно написала в своём дневнике, что его «пришлось выручать»… так неужели кто-то всерьёз верит, что она его «выручила»? Пошла в отделение милиции, попросила отпустить «хорошего парня Юрку», а «мент поганый» оказался вовсе не поганым, а добрым и чутким, с васильковыми глазами и тёплыми руками, взял — и отпустил! и денег клянчить не стал и даже ножик финский не отобрал… Да и друзей Юрки не обшмонал на предмет поиска других неразрешённых к ношению образцов холодного оружия. Кто-то верит в такое?
Тому, кто верит дорога одна — к психиатру за вкусными таблетками и уколами, ибо верить в подобное развитие событий может только человек, потерявший всякую связь с реальностью. Потому что в России (как, впрочем, и в СССР) привод в отделение милиции протекает совсем не так. Первым делом проводится личный досмотр, чтобы задержанный не вытащил внезапно пистолет или какое-нибудь мачете и без лишних затей не «грохнул» всех, находящихся в пикете. Откупиться от милиционера в пикете можно, напасть на него и убежать — тоже, в принципе, можно, предъявить серьёзный документ, который снимет все вопросы к обладателю — тоже можно, а вот просто уговорить — нельзя. Категорически. Просто потому, что там люди работают, не поддающиеся на уговоры, они кормятся с этой своей несгибаемости.
Однако у нас нет оснований не верить дневниковым записям туристов. Каждый из них описал то, чему был свидетелем, искренне полагая, что правильно понимает происходившее на вокзале. Георгия Кривонищенко действительно задержал сержант транспортной милиции и увёл в помещение пикета, после чего… необъяснимым образом отпустил, попросив не шуметь и сославшись в качестве причины на пункт 3 неких правил поведения на железной дороге. Денег этот милиционер с Кривонищенко не потребовал, протокол задержания не составил, финский нож не отобрал себе на память, а лишь пожурил слегка и разве что ручку на прощание не пожал. Чудеса, да и только!
Что же всё-таки кроется за этим странным инцидентом?
Смеем высказать догадку, что на вокзале в Серове 24 января 1959 г. произошёл некий важный в рамках операции «контролируемой поставки» эпизод, замаскированный под привод Кривонищенко в помещение отделения милиции. Это странное задержание могло маскировать два важных (и различных по своим целям) действия: во-первых, Георгий Кривонищенко втайне от своих товарищей мог сделать некий важный телефонный звонок, а во-вторых, мог получить ту самую радиоактивную одежду, которую ему предстояло передать на склоне Холат-Сяхыл. Выше было написано, что эту одежду мог доставить Александр Колеватов накануне выхода группы в поход, т. е. 22 января. Однако вполне возможно, что радиоактивные вещи попали в распоряжение группы позже — на вокзале в Серове. Ввиду их опасности для окружающих, инициаторы оперативной комбинации могли принять решение передать одежду с изотопной пылью в распоряжение группы в самый последний момент, так сказать, на краю «цивилизованной Ойкумены».