Смерть эксперта-свидетеля

Все, что он сейчас делал, как и все его мысли, шло по раз навсегда установившейся колее. Этот порядок никогда не менялся. Сначала Керрисон отправлялся в маленькую умывальную, что рядом с черным ходом. У входной двери стояли наготове резиновые сапоги: из высоких голенищ, словно обрубки ног, торчали толстые красные шерстяные носки. Закатав рукава до плеч, он облил холодной водой руки, а после, наклонившись пониже, окунул в раковину и голову. Он совершал этот акт омовения, словно священнодействуя, и вначале и после каждого выезда на место преступления. И давно перестал задаваться вопросом – почему? Это успокаивало и стало необходимостью, словно ритуальное действо в храме: краткое предварительное омовение – это освящение, конечное – не просто необходимая процедура, а словно отпущение грехов, будто, отмывая со своего тела запах, характерный для его профессии, он мог очистить от него и свой мозг. Вода, выплеснувшись из раковины, залила зеркало, и, потянувшись за полотенцем, он увидел сквозь стекающие по стеклу струи собственное искаженное лицо: опавший рот, мокрые, словно морские водоросли пряди черных волос наполовину скрывают опухшие глаза… Будто лицо всплывающего из-под воды утопленника. Им овладела предрассветная меланхолия.

«Через неделю мне стукнет сорок пять, – думал он, – а что в итоге? Вот этот дом, двое детей, неудавшийся брак и работа, которую так страшно потерять, ведь это единственное, в чем я добился успеха».

Старый пасторский дом, полученный в наследство от отца, не был заложен, так что здесь проблем не было. Зато нельзя этого сказать обо всем остальном в его полной тревог жизни. Любовь, которой так ему недоставало, растущая потребность в ней, неожиданная и пугающая надежда на ее обретение – все это тяжким бременем легло на плечи. Даже его работа, эта часть жизни, где он мог с уверенностью продвигаться вперед, не была свободна от проблем.

Тщательно вытирая руки – каждый палец по очереди, – он снова ощутил, как возвращается застарелая, гнетущая, как злокачественная опухоль, тревога. Его все еще не назначили патологоанатомом Министерства внутренних дел после ушедшего на пенсию доктора Стоддарда, а ему очень хотелось получить эту должность. Официальное назначение дало бы ему больше денег. Полицейское управление уже пригласило его работать в этом качестве на условиях сдельной оплаты и платило вполне прилично за каждое обследование. Эти деньги вместе с гонорарами за коронерские аутопсии[2] давали ему такой доход, что это вызывало не только зависть его коллег в Отделении патанатомии Главной районной больницы, но и неприязнь к его непредсказуемым исчезновениям – выездам по полицейским вызовам на место преступления, на долгие судебные разбирательства, – к его неизбежной известности.

Да, это назначение было ему очень важно. Если министерство найдет другого кандидата, трудно будет объяснить Областному отделу здравоохранения, почему он постоянно работает на местную полицию на основе частного договора. К тому же нет уверенности, что полицейские власти захотят и дальше его использовать. Он сознавал, что он отличный судебный патанатом, надежный, обладающий высокой профессиональной компетенцией, предельно аккуратный и добросовестный. К тому же он никогда не теряет присутствия духа в суде. В полиции знали, что их тщательно выстроенные доказательства не рухнут, не разлетятся на куски под перекрестным огнем допроса, ели свидетельские показания дает доктор Керрисон. Правда, тогда он подозревал, что его считают излишне принципиальным, чтобы чувствовать себя вполне комфортно с ним рядом. Ему явно недоставало легкости, способности устанавливать отношения чисто мужского приятельства, той смеси циничности и мачизма,[3] которые так тесно связывали с полицейскими старика Стоддарда. Если им придется обходиться без него, вряд ли о нем будут сильно скучать и вряд ли они станут лезть из кожи вон, чтобы его при себе оставить.

Свет в гараже слепил глаза. Закатывающаяся наверх дверь послушно открылась, как только он коснулся кнопки, и поток света выплеснулся на гравий въездной аллеи, посеребрив излохмаченную траву по обеим ее сторонам. Но этот свет все-таки не сможет потревожить Нелл – ее комната в задней части дома. Прежде чем включить мотор, он тщательно просмотрел карту. Маддингтон. Город на самой границе района, километрах в двадцати пяти к северо-западу отсюда. Меньше получаса езды в обе стороны, если все сложится удачно. Если специалисты из Лаборатории уже там – а Лорример, ведущий биолог, непременно являлся на место убийства, когда только мог, – в этом случае ему не так уж много останется делать. Допустим, час на все про все на месте убийства, тогда, если повезет, он вернется домой еще до того, как проснется Нелл. Ей даже и знать не надо, что он уезжал из дома. Керрисон выключил свет в гараже. Осторожно, словно легкость его движении могла как-то утихомирить звук мотора, включил зажигание, «Ровер» медленно двинулся в ночную тьму.

Глава 2