Смерть берет тайм-аут

Прямо со стоянки я поднялась на лифте в основное здание, и оказалось очень сложно поверить, что внутри это тот самый довоенный особняк, который виден снаружи. В интерьере не было и следа от Тары. Вместо искусной лепнины и широкой деревянной лестницы, которая должна украшать холл, я увидела огромный, почти пустой зал, похожий на съемочную площадку последних серий «Звездного пути» — тех, что подороже. Серебристо-белые стены словно искрились. Пол был выложен из белого мрамора, отполированного до блеска. Вместо лестницы на второй этаж вели два эскалатора. Темно-синий потолок усеивали светящиеся звезды, и тяжелая модель солнечной системы как бы уменьшала размер помещения. Система вращалась, каждое небесное тело двигалось со своей скоростью. Некоторые маленькие спутники крутились так быстро, что их было почти невозможно различить. В дальнем углу зала три женщины в белых платьях разговаривали по телефону, сидя за длинной металлической стойкой, которая, казалось, была подвешена в воздухе. Рассмотрев стойку более внимательно, я поняла, что такой эффект создает стеклянная нижняя часть.

Я перестала разглядывать планеты и направилась к стойке. Остановившись напротив одной из женщин, я стала ждать, пока она закончит разговор. Женщина улыбнулась и показала мне палец, давая понять, что через минуту освободится. Ногти были накрашены светящимся серебристым лаком. Я посмотрела на двух других секретарш. Их ногти оказались такого же цвета, головы украшали серебристые сетки для волос, в макияже также присутствовал легкий блеск.

— Добро пожаловать в Церковь Космологического Единения. Чем могу помочь? — спросила одна из девушек, любезно улыбаясь.

— У меня назначена встреча с Канопусом Голдблюмом.

— Да, конечно, миссис Эпплбаум. Преподобный Канопус ожидает вас, — в ее голосе прозвучал легкий укор за то, что я не добавила к имени почетное обращение. — Его помощница встретит вас на втором этаже, — она указала на эскалатор.

Другая девушка в таком же платье и с серебристой сеточкой на волосах ждала меня наверху. Я последовала за ней через коридор с блестящим полом из белого мрамора мимо закрытых голубых дверей. Стены такие же серебристо-белые, как и в холле, потолок так же усеян тысячами тысяч мигающих огоньков. Мерцающий свет, отражающийся от всех блестящих поверхностей — это прекрасно, но от него начала болеть голова, и я подивилась, как персонал ЦКЕ его переносит.

Окна в кабинете Канопуса закрывали полотняные шторы, свет был приглушен, стены обиты красным деревом. Я села на простой дубовый стул напротив массивного дубового стола, куда указала помощница. Мебель «Артс-энд-Крафтс» резко контрастировала с космическим убранством за дверью кабинета Канопуса. Интересно, его оформили так для официальных приемов, или же Канопус тоже плохо себя чувствовал в непрерывном блеске коридоров и залов?

Помощница стояла по стойке «смирно» у стола, и мы молчали. Через несколько минут дверь слева от стола открылась, и зашел человек, которого я помнила с первой встречи с Поларисом. Он был чуть выше среднего роста, с острым носом и коротко стриженными седыми волосами, борода же сияла белизной. С серыми глазами и в белом балахоне он походил на черно-белую фотографию самого себя. Он вытирал руки маленьким желтым полотенцем, которое на фоне его белой фигуры казалось бликом солнечного света. Затем передал полотенце помощнице, и она понесла его к выходу с такой аккуратностью, будто оно не махровое, а фарфоровое. Канопус опустился в высокое президентское кресло из кожи и дерева, положил локти на подлокотники и скрестил руки на животе:

— Скажите мне, миссис Эпплбаум, что вы хотите узнать о Труди-Энн?

Я оценивающе посмотрела на него, прикидывая, что он знает о ее смерти. Чтобы не ляпнуть ничего лишнего, я просто села напротив него и сказала:

— Я рассматриваю возможность, что ее смерть может пролить свет на недавние трагические события.

— Вот как, — он слегка стукнул сплетенными пальцами по губам. — Можно спросить, почему? Какое отношение имеет смерть, произошедшая тридцать лет назад, к… как вы сказали? «Недавним трагическим событиям»?

Было отчетливо слышно, что он взял эту фразу в кавычки. Он что, не считает смерть Хло трагической?

— Не знаю. Я надеялась, что Его Высокопреподобие Джонс поможет выяснить это.

— Его Высокопреподобие слишком сильно переживает по поводу гибели этой жены, чтобы думать о смерти предыдущей.

Некоторое время я сидела в замешательстве, пытаясь понять, что ему известно и как заставить его заговорить об этом. Я решила сыграть дурочку:

— Как умерла Труди-Энн?

— Разве вы не знаете? — он растянул тонкие губы в улыбке.

Я промолчала, продолжая почтительно смотреть на него.