– Чрезвычайно забавно. Берешь себя и жрешь, жуешь и перевариваешь. Фантастически забавно.
– А вы-то кто такой? – не выдержал Эдик. Густав дословно повторял его собственные умозаключения.
– Я работаю сторожем на этом кладбище. Следишь?
– Слежу.
– У меня в кармане револьвер, а в нем две пули. Знаешь, почему две?
– Ну и почему?
– Первая пуля – для того, что бы каждую новую истину доказать себе. Вторая пуля – для того, что бы опровергнуть ее для других. Знаешь почему?
Эдик повернулся к Густаву спиной и не стал отвечать. Его вдруг затошнило.
– Потому что я знаю только одну истину, – сказал в спину Эдику Густав.
В рисовании существует прямая перспектива и обратная перспектива. Прямая перспектива – это когда предметы чем дальше, тем меньше, обратная – наоборот: дальние предметы больше ближних. Люди разглядывают мир с прямой перспективой и поэтому картины обычно пишутся именно так. Что бы человек мог узнать в нарисованном пейзаже «свой родной деревня». Картины, написанные с обратной перспективой, не похожи на жизнь, они выглядят неправильными и надо обладать достаточно извращенным взглядом на вещи, что бы восхищаться ими.
Если рассматривать судьбу творческих потугов человека, то они тоже существует, как в прямой, так и в обратной перспективе. Миллионы великих событий, политиков, творцов и деятелей искусства с прошествием времени быстро уменьшаются в размерах, так что через 100 лет даже энциклопедии дают сбои. Это обычная прямая перспектива. Но существует и обратная перспектива. Многие предметы со временем становятся все больше и больше, и это продолжается до тех пор, пока они, не достигнут своих истинных параметров. Моцарт и Сальери – классический пример. Для современников Моцарт и Сальери были величинами схожих размеров. Для нас Сальери известен только тем, что отравил Моцарта. И тут дело не в том, что Моцарт был более талантлив и даже не в музыке, которую они писали. Дело в том, что Моцарт бросал семя в землю, а Сальери грыз колосья на поле. Моцарт оплодотворял, а Сальери работал. Музыка Моцарта живет и растет сама по себе, музыка Сальери никогда не дышала воздухом. Для современников – это просто разная музыка, для потомков – это жизнь и ее отсутствие.
Федор быстро соорудил стол на стуле – три тарелки: с сыром-колбасой, овощами-фруктами, и одно пластмассовое лукошко с салатом. Стали есть.
– Тебе не страшно со мной? – вдруг спросила Ира.
– Нет, – улыбнулся Федор.
– Но ты же меня совсем не знаешь.
– Я тебя знаю – уверенно сказал Федор.
– И кто я?
– Ты девушка Ира, которая мне очень нравится.
– А вдруг я из общества обиженных шлюшек и у меня зубастая акула между ног.
– У тебя между ног очень симпатичная акула, – засмеялся Федор. Ира тоже улыбнулась.
– Но ты же можешь уснуть, когда я рядом? Не боишься?
– Да почему я должен боятся?
– Потому что спать – это рискованное занятие – сказала Ира.
– Если спать рискованное занятие, то я рисковый перец – попытался пошутить Федор.
Ира засмеялась.
– Если ты такой рисковый, то, может, купишь себе земельный участок на Венере? – спросила она с улыбкой.
– Там есть земля? – спросил Федор.
– Там продают участки.
– И что я с этим участком буду делать?
– Построишь огромный дом-кровать, чтобы привечать в нем местных туземок.
– Девочек-венеричек?
– Ага. Они незабываемые прелестницы.
– Они хоть красивые? – спросил Федор.
– На любителя. Они такие же прозрачные, как я.
– Ты прозрачная?
– Конечно.
– Что-то я не замечал.
– Ты просто не смотрел сквозь меня на свет.
Федор засмеялся и уже поднять Иру и посмотреть сквозь нее на свет, но в этот момент в дверь позвонили. Ира вопросительно взглянула на Федора. Взгляд Федора прояснился, когда позвонили повторно.
– Это, наверное, соседка, – сказал он. – У нас спаренный счетчик и соседке приносят один счет на двоих. Мы его делим, но не пополам, а по-честному. Я быстро. Потерпи пять минут. Я ее на кухню отведу.
Федор встал с кровати и стал одеваться. Прозвонили в 3-й раз – более протяжно и настойчиво. Федор одел шорты и майку, крикнул в коридор: "Я сейчас" и пошел открывать. Перед тем как открыть дверь, Федор заглянул на всякий случай в глазок и тут же от него отскочил, словно обжегся. За дверью стоял и приветливо улыбался Эдуард, муж Иры. Мурашки пробежали по спине Федора.