СМЕРШ и НКВД

Как к этому явлению – «партизанское антисоветское движение» – относилось партийное руководство республики?

Многие партийные руководители Литвы в свое время воевали в Испании в 1936–1938 годах в составе интербригад, и они открыто говорили, что в республике идет гражданская война. Руководитель республики Снечкус лично на закрытых партийных собраниях сравнивал происходящее в республике с испанскими событиями.

Снечкус и его соратники были порядочными людьми, честными коммунистами и настоящими литовцами, и когда Москвою несколько раз поднимался вопрос о проведении масштабной войсковой операции на территории всей республики, то партийное руководство Литвы резко противилось подобным предложениям, доказывая, что политический резонанс от такой операции на Западе нанесет сильный ущерб репутации СССР, мол, как это можно, показать всему миру, что на территории советской страны существуют сильные антиправительственные вооруженные формирования и что из-за них со всего Союза нужно собирать войска, чтобы покончить с ними? А ведь были предложения, исходившие напрямую от Берии, что надо собрать из других мест СССР одновременно тысяч 200–250 солдат и офицеров из войск НКВД и обычных армейских частей, задействовать технику, подключить местные ресурсы личного состава и, как «бреднем», плотными цепями прочесать всю Литву с четырех сторон и покончить одним ударом со всеми силами сопротивления за одну неделю. Но Снечкус понимал, что во время такой крупной операции неизбежны немалые жертвы со стороны мирного населения и возможны проявления произвола, и он категорически возражал против подобного окончательного решения «партизанского вопроса». Более того, по требованию Снечкуса, в 1945 году нарком внутренних дел республики Барташунас обратился в листовке с воззванием к укрывающимся в лесах дезертирам и вооруженным бандитам с предложением сложить оружие, призвал к явке с повинной, гарантируя неприкосновенность и полную легализацию всем, кроме бывших карателей. Из лесов вышли и сдались добровольно пять тысяч человек, которым на месте, в райотделах, выдавались советские паспорта и справки, что человек не имеет грехов перед новой властью и является полноправным гражданином.

Все делалось для того, чтобы избежать лишних, никому не нужных жертв, по-настоящему не скатиться в кровавое болото братоубийственной гражданской войны…

Но я лично не считаю послевоенную борьбу с литовским антисоветским движением гражданской войной, хотя примеров тому, как брат шел на брата, хватает.

Полковник Мотека – командир стрелкового полка, воюет за советскую власть в 16-й СД, а его брат – офицер-каратель на службе у немцев. Один брат Тендегольскис – коммунист, а второй – полицай-каратель и впоследствии парашютист, заброшенный в наш тыл после обучения в диверсионной школе.

Большая часть литовского народа хотела спокойно жить и работать, в подпольной или в «лесной» войне не участвовала и приняла новый советский режим, хоть и «со скрипом», как «неизбежное, но меньшее зло», но, не считая бывших офицеров ЛА, в леса ушли воевать только бывшие бандиты-каратели (залитые чужой людской кровью по макушку и знавшие, что пощады им от советской власти никогда не будет), кулаки и дезертиры и, к сожалению, часть «зеленой» молодежи, одурманенной националистической пропагандой. И даже националистически настроенная, ориентированная на Запад литовская интеллегенция и духовенство со временем осознали, что братоубийственная война не приведет к независимости. Мне приходилось с такими людьми много общаться, они понимали, что оказавшись между «молотом и наковальней», между битвой двух империй, после нового передела мира Литва только выиграла от того, что являлась в составе СССР частью антигитлеровской коалиции.

В 1940–1941 годах многие из них уповали на приход немцев, хотя было ясно, что Гитлер никогда не признает литовцев арийцами и никогда не признает Литву независимым государством, достаточно вспомнить его выступление в Мемеле.