СМЕРШ. Без легенд и мифов

Первый «фильтр» военных контрразведчиков Стариков благополучно миновал. Он не оказался в числе тех бывших военнопленных, которых снова отправили в штрафной барак лагеря под охрану комендантского отделения Смерш. Чудом уцелевшие списки так называемых помощников лагерной администрации и показания узников не оставляли им шансов уйти от расплаты за совершенное предательство. Еще несколько человек под конвоем отвезли в Петрозаводск. Их подозревали в совершении массовых злодеяний во время службы в карательных отрядах. Лагерная роба, под которой они рассчитывали укрыться, им не помогла.

Стариков оказался в числе тех, кого эшелоном направили в Ивановскую область на один из центральных сборно-пересыльных фильтрационных пунктов. Там бывшие военнопленные проходили более углубленную проверку на предмет выявления их в причастности к агентуре спецслужб противника, участия в карательных акциях и т. п. Те из них, кто не запятнал себя предательством, после фильтрации вливались в сводные отряды и затем направлялись на фронт.

На новом месте Стариков, деятельный и быстро освоившийся с новой обстановкой, пришелся ко двору. Он понравился начальнику строевой части и вскоре оказался на теплом месте в штабе. Но оно особенно его не прельщало. Бывший военнопленный, всякого натерпевшийся в лагере, заваливал начальство рапортами с просьбами об отправке его на фронт, чтобы там «лицом к лицу поквитаться с фашистами». А оно не давало им ходу. Старикова продолжали держать на «пересылке». И не потому, что он был незаменимым работником в строевой части. На этом настаивали контрразведчики. На то у них были основания.

Ряд косвенных признаков в поведении Старикова, а также мелкие нестыковки в биографии, относившиеся к периоду пребывания в плену, могли свидетельствовать о том, что у него была и вторая жизнь, разительно отличавшаяся от первой. Но это требовалось еще доказать, и старший оперуполномоченный 2-го отдела Управления контрразведки Смерш Московского военного округа капитан Владимир Махотин настойчиво их искал. Несмотря на то что прошло почти три года с того дня, как Стариков попал в плен, контрразведчик не терял надежды, что кто-то из разведгруппы Володина сумел выжить. Одновременно через бывших военнопленных лагеря № 2 уточнялись обстоятельства появления в нем Старикова и его связи среди администрации.

Стариков каким-то звериным чутьем почувствовал сгущающиеся над ним тучи и с еще большей настойчивостью стал добиваться отправки на фронт. В штабе дали положительный ответ, и дело, как ему показалось, наконец сдвинулось с мертвой точки. Осталось выполнить последние формальности: оформить командировочные документы и пройти заключительную беседу в отделе Смерш. Поэтому приглашение в кабинет Махотина он воспринял без большого волнения.

Разговор начался с дежурных вопросов: «Как идет служба? Что пишут из дома?» Предложение Махотина закурить окончательно успокоило Старикова. Он подался к столу… И тут грянул гром средь ясного неба: в руках контрразведчика появилось постановление об аресте. Потом последовало обвинение в измене Родине. 30 ноября 1944 г. Стариков был заключен под стражу.

За те полтора месяца, когда он пытался легализоваться в новом качестве, контрразведчики сделали немало. Они тщательно проверили каждое его слово из объяснения, написанного полтора месяца назад, 17 сентября 1944 г., в лагере военнопленных № 2. Их настойчивый поиск был вознагражден: он привел к командиру разведгруппы Володину. Он, несмотря на тяжелое ранение, полученное при перестрелке с финским военным патрулем 14 октября 1941 г., каким-то чудом выжил и потом мужественно вел себя в заключении. В своих показаниях Володин развеял героический ореол над отважным красноармейцем Стариковым и рассказал, что тот без сопротивления сдался в плен, а на допросе выдал информацию о роте и батальоне.

Воскрешение из мертвых Володина стало шоком для предателя. В первое мгновение он не знал, что сказать, а когда пришел в себя, пытался оправдаться тем, что «был ранен, патроны кончились, а их было много». После этого допроса Стариков в штаб больше не вернулся, а занял место в камере.

Показания Володина и последовавшее вслед за этим собственное признание предателя, казалось бы, являлись достаточными, чтобы передать дело в военный трибунал, но капитан Махотин не спешил. Профессиональный опыт подсказывал контрразведчику, что за столь быстрым признанием Старикова, вероятно, таилось нечто большее, и продолжил проверку.

Вскоре уверенность Махотина и следователя подтвердилась. Бывшие заключенные, находившиеся со Стариковым в лагере № 2, обратили внимание контрразведчиков на то, что в бараке он появился незадолго до прихода советских войск, мало распространялся о своем прошлом и близких связей ни с кем не поддерживал. Самые наблюдательные не преминули отметить, что староста «старался к Старикову не цепляться», а по вечерам его не раз видели у штабного барака. Кроме того, лагерное начальство почему-то благосклонно относилось к нему и не направляло на тяжелые работы.