Кальтенбруннер зачитал текст радиограммы «Иосифа». Гиммлер с ходу оценил всю важность сообщения и тут же принял решение. Для получения добытых разведывательных материалов он распорядился отправить за ними и агентами самолет.
Возвратившись к себе, Курек вместе с Бакхаузом тут же набросали ответ «Иосифу». Он был лаконичен:
После этого они вплотную занялись подготовкой операции. При такой мощной поддержке сверху все вопросы решались влет. На следующий день на Темпельгофском аэродроме стоял заправленный под самую завязку «Хенкель-111» из личной эскадрильи Гиммлера. В сейфе Курека поблескивал новенький — последнее слово в шпионской технике — миниатюрный фотоаппарат с великолепной цейсовской оптикой, а к нему десяток фотопленок. В соседнем кабинете Курмис заканчивал работу с заинструктированным до одури курьером Кёнигсбергской школы разведчиков-диверсантов, бывшим младшим командиром Красной армии Иваном Бородавко. В отличие от большинства восточных агентов, этот оказался на редкость смышленым экземпляром и особых забот не вызывал. 18 июля Курек доложил Кальтенбруннеру о готовности к выполнению операции и получил добро.
Вечером из «Цеппелина» в адрес «Иосифа» ушла радиограмма:
20 июля 1944 г. стал последним днем на свободе агента «Цеппелина» Бородавко. Ровно в 12.00, с пунктуальностью, которой могли позавидовать истинные арийцы, он был конспиративно арестован на станции Егорьевская контрразведчиками Смерш и доставлен во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Там перед лицом Гальфе в тюремной робе и Бутырина — в стильном костюме, сияющий вид которого говорил, что с советской контрразведкой можно и даже очень хорошо дружить, крепкий орешек «Цеппелина» раскололся уже на первых минутах. Спасая свою шкуру, Бородавко дал подробные показания, сообщил сигнал опасности, который должен был отправить в том случае, если бы работал под контролем советской контрразведки, и отправился в камеру, чтобы, когда придет время, предстать перед очередным курьером «Цеппелина».
На следующий день, 21 июля, «Иосиф» сообщил в Берлин:
Правда, фунты стерлингов оказались фальшивыми. Но на этой мелочности гитлеровской разведки контрразведчики Смерш не стали акцентировать внимание.
В ответной радиограмме «Цеппелин» не скупились на похвалы:
Лучшая агентурная группа «Цеппелина» — «Иосиф» по-прежнему оставалась вне подозрений.
После этого прошла неделя, а Берлин все тянул с отправкой спецгруппы и вылетом самолета. Вмешались погода и бюрократические проволочки. Эти последние июльские дни 1944 г. стали самыми напряженными для контрразведчиков за все время ведения радиоигры. И только 28 июля расчет Абакумова, Барышникова и Утехина оправдался.
Берлинский радиоцентр радировал:
Но закончился июль, наступил август, а самолета и курьеров «Цеппелина» на Лубянке так и не дождались. В оперативном штабе Смерш ломали головы над тем, как заставить активизироваться гитлеровцев. Продолжать просто «бомбардировать» «Цеппелин» радиограммами не имело смысла. Контрразведчики хорошо понимали, что окончательное решение об отправке самолета и спецгруппы под Егорьевск будет приниматься как минимум на уровне Кальтенбруннера, а то и выше. Вдохнуть свежее дыхание в операцию можно было только неординарным ходом, и на его поиски Барышников с Утехиным отправились в кабинет Абакумова.