Смело мы в бой пойдём…

Подходя к указанному месту Крючков увидел толпу чопорных британцев, оживлённо наблюдающих за упражнениями красоток из «Юнгмедхен». Посмотреть там было на что: девчонок отобрали одну к одной, красавицы, да и только. Сглотнув внезапно появившуюся слюну, актёр извлёк из кармана штанов бутылку с водкой, сделал большой глоток. Остатками щедро полил рубашку и стащив гармонь с плеча растянул меха:

— Бывали дни весё-о-олые…

Пошатываясь, он двинулся к толпе англичан, при его появлении почему то сразу прекратившим бурное обсуждение прелестей молодых немок и настороженно вглядывающихся в его типично русскую бородатую внешность и одежду. Густой водочный аромат и запах лучшего дёгтя сливался в непередаваемый аромат, заставлявший британцев зажимать носы. «Твою мать, где же эти полицейские? Я ж только один куплет помню!»

Слава Богу! Эсэсовцы не подвели, появились вовремя. Затем последовала привычная сцена уговоров, матерщины, и наконец, триумфальный полёт пьяного русского в холодные воды озера Ванзее. Когда потерявшего всю спесь азиата извлекли из воды и засунули в подкатившую машину с «обезьянником», никто не заметил, что едва тот оказался внутри с него содрали всю мокрую одежду и принялись в несколько рук растирать спиртом… Сидя в машине, укрытый тремя ватными одеялами Николай благодарил Бога за то, что он не Борис Андреев. По дошедшим до него слухам тот купался в Ванзее уже семь раз. И не в мае, а в начале апреля…

Гауптманн Макс Шрамм. Москва. 1938 год.

Угораздило же меня утром в Москву прилететь! Нашёл приключения на свою голву! Ну это же надо?! Всё болит… Ну, буду по-порядку рассказывать. Я в очередной раз привёз кое-кого из «яйцеголовых» в Москву по делам. Выгрузил на аэродроме, и только собрался к севев гости нагрянуть, как водитель меня тоже в машину зовёт, к передатчику. У нас же все посолькие авто оборудованы рацией. Как положено. А в динамике фон Шуленбург верещит дурным голосом:

— Гауптманн Шрамм! Немедленно в посольство!

Делать нечего, плакал мой визит. Погрузился я в «Майбах» и поехали. Катим по Москве, смотрю я, улицы все флагами расцвечены, везде плакаты висят. Ну, я тогда язык тоько учить начал, читать ещё не умел, не понял, что там написано…

Приезжаем, учёного нашего утащили, куда нужно, а меня в кабинет посла. Бегает там Фридрих Вернер по комнате. Словно мотоциклист в круге. Усы кайзеровские топорщаться. Меня увидел, сразу видно стало, что отпустило его. Ну, и командует мне он:

— Гауптманн Шрамм, немедленно в шестой кабинет!

А я чего? Плечами пожал, пошёл. Прихожу. А там… Форма лежит. Не простая, а спортивная. Тут я и обалдел. Это что же получается? У меня челюсть отвисла. А посол сзади мне:

— Так вот, партайгеноссе Шрамм, я созвонился с Берлином, и получил согласие на ваше участие в олимпиаде посольств. Мы вытащили всех, кого смогли в Москву, для участия в соревнованиях, вы будете представлять наше посольство и Великий Рейх в велосипедной гонке. Мужчина вы молодой, крепкий. Надеюсь, не подведёте…

Тут я за голову и схватился. Мысленно. А руки уже мундир расстёгивают. Чтобы к гонке переодеваться. Облачился я в эту сбрую дурацкую, штаны до колена, вроде наших тирольских, футболочка с орлом имперским на груди. Выхожу. Смотрю, «спортсмены» уже в автобусе сидят, все угрюмые, злые, друг на друга не смотрят. Залез я, устроился, а сам вспоминаю, как педали крутить. Я же с гимназии на него не садился!!!

Приехали в Корниловский Парк, выгрузили нас. И давай, кого-куда. Меня на трассу увели, и велосипед выдали. Ничего такой, спортивный «мессершмит», кстати, тоже. Ладно. Взгромоздился я на него, ну, ноги-руки всё сами вспомнили. Проехался немного для пробы, нормально, думаю. Построили нас возле ленточки. Пока диктор фамилии участников называет. Я по сторонам смотрю, на соперников. Странно. Все вроде мужички в возрасте. Седые. Ничего не понимаю. Тут старт дали, выстрел хлопнул и ленточка упала. Народ вокруг заревел, а я педали нажал и вперёд, дунул. Изо всех сил. Думаю, на меня сейчас вся Россия смотрит. Не могу же я родной Рейх подвести. Лучше бы подвёл… Трассу я до конца прошёл. Все двадцать пять километров. Единственный из всех. Участников. Так их и раз двадцать ещё так. На пъедестал меня под руки втаскивали. Руки — как деревянные, ничего не чувствуют. Ноги — молчу… Медаль мне вешают, а в голове одна мысль стучит: как же я назад полечу?! Кубок за меня лично фон Шуленбург принимал, сволочь… Я уже и пошевелиться не мог. Вообще. Стоял как болванчик. Только в ушах шумит, да перед глазами круги плывут. Остальные то что? Отметились, и с дистанции сошли, а я. Как полагается добропорядочному и добросовестному немцу педали до последнего крутил. Нет, я конечно, парень крепкий. Среди «люфтваффе» хлюпиков не бывает, иначе просто нагрузки не выдержать, ноДВАДЦАТЬ ПЯТЬ КИЛОМЕТРОВ без тренировки, пусть и на велосипеде! Спасите меня!!!