Слышишь, Кричит сова !

Года два спустя в антикварном отделе букинистического магазина на Пушкинской он купил потрепанную книжку неизвестного года издания - низ титульного листа был оборван. Называлась книга несколько витиевато: "От Лойолы до наших дней. Очерк деяний Святейшей Инквизиции тайных и явных". Большую часть этой весьма занятной и страшноватой книжки занимали архивные тексты - выдержки из обвинительных заключений, доносы, решения, приговоры. Читать все подряд было довольно утомительно, и Антон Давыдович, перелистав наскоро, сунул книжку на полку и только через полгода во время "переплетного приступа" вспомнил о ней. Время от времени он приводил в порядок бумаги, сшивал и брошюровал накопившиеся материалы - это и называлось "переплетным приступом". Прикидывая так и эдак - какой всетаки ремонт нужен книжке, Антон Давыдович мимоходом скользил взглядом по строкам, как вдруг что-то его остановило. Он вчитался в начало документа и неясное подозрение заставило его сосредоточиться: "Монсиньор, как я уже доносил Главкому Инквизитору, во время посещения монастыря святого Бенедикта близ Вероны мною было обнаружено, что при попустительстве настоятеля брата Бонифация ересь свила себе гнездо за святыми стенами.

Двое слуг дьявола, творивших каббалистическое чародейство, по требованию моему именем Святейшей Инквизиции закованы и помещены были в келью монастырской тюрьмы. У врат кельи оставлен был на страже монах, по слову настоятеля, твердый в вере слуга Святой Церкви нашей. Войдя в келью наутро с инквизитором веронским Филиппом, нашли мы оковы свободными, без следов пилы или другого орудия. Еретиков же дьявольских в келье не найдено. Кознями врага божьего, да будет проклят он во веки веков, еретики избегли суда на земле, да не избегнут они его на небесах! Прошу Ваше Преосвященство о предании суду Святейшей Инквизиции настоятеля Бонифация и монаха именем Игнатия, ибо они суть пособники сяуг диаволовых, и да спасутся их души через огненное искупление. Хвала Господу! Паоло Кампанья, офицер ордена Иисуса".

Не знай он истории Цига и Рете, никакого значения этому документу Антон Давыдович придать бы не мог.

Но он знал. Черняков, когда Антон Давыдович показал ему донесение иезуита, казалось, потерял дар речи. Хватанув воздуху, он только сумел проговорить: "Ну вот видишь!" "Вижу",- подтвердил тогда Антон Давыдович, думая о том, чему свидетельством оказалась его находка. Но, если для Чернякова она была подтверждением абсолютной достоверности известной им обоим истории, то Антону она показала еще раз то, над чем он задумывался давно: в книгах рассеяны сведения, на первый взгляд имеющие лишь академический интерес, а попросту говоря ненужные. По одной простой причине, что им невозможно придать значения. Если, конечно, не знать, что за ними стоит.

Сам Дорожняк уже давно с пристальным и направленным интересом отбирал, анализировал и систематизировал факты, которым до него никто значения не придал. И обычное, рядовое донесение безвестного иезуита подтвердило принципиальную верность его поисков. Однако, все собранное за многие годы пока не складывалось в законченную картину. Антону иногда казалось, что не хватает только одного пресловутого "удара кисти", чтобы она стала завершенной. И наконец это случилось. Много позже, но все-таки случилось!

В то утро Антон Давыдович по заведенной привычке, прежде чем подняться к себе в лабораторию, зашел в докторскую. Вопреки названию эта самая "докторская" к медицине отношения не имела. Это был отдельный читальный зал для старших научных сотрудников, который так прозвали завистливые аспиранты в те далекие времена, когда он сам еще принадлежал к "низшему сословию".

Старший библиограф Неонила Яковлевна, которую он по старой памяти звал Нила, на молчаливый вопрос кивнула: - Есть кое-какая мелочь, я тебе отложила.

Антон Давыдович взял два журнала, протянутых ему Нилой, сказал: Спасибо, мать. Я их у себя посмотрю, к вечеру занесу.