— Друзья мои, братья и сестры! — голосом проповедника начал вещать Менгеле. — Наш проект «Тор» сегодня переживает второе рождение! Дочь нашего отца народов, основателя и лидера Богемской Рощи сегодня вступит в полноводную реку жизни, чтобы повести наш корабль к берегам победы и свободы. Германия будет едина и свободна! Слава Германии!
— Слава! Слава! Слава! — прозвучало троекратное приветствие.
Менгеле обернулся к нам и приветливо кивнул:
— Не бойтесь, будет немножечко больно, но только до первого укола. Дальше вы почувствуете лишь блаженство. Вы будете любить всех, и даже нашу избранницу.
— А не пойти бы тебе… — начал было я, но Менгеле в ответ покачал головой.
— Молодой человек, мы можем обойтись и без укола. Сейчас Ангела поздоровается со своим отцом и мы начнем…
После таких слов Менгеле повернулся к стоящей толпе и воздел руки к потолку:
— Поприветствуем же нашу спасительницу и объеденительницу. Девочку, которая должна занять трон! Которая объединит два куска Германии в одно блестящее целое и вернет былую славу! Приветствуйте же новую королеву! Как только она напьется крови врага, так станет полноправным членом нашей организации! А мы поклянемся ей в верности и преклоним колени, признавая Ангелу Доротею нашей королевой! Слава новой королеве! Слава!
Проговорив такое, Менгеле опустил руки на плечи стоящей девушки и чуть дернул в разные стороны. Золотая мантия охотно сползла к ногам, полностью обнажив девушку. Как оказалось, на Ангеле вовсе не было никакой другой одежды. Даже нижнего белья. Худенькая девушка стояла перед толпой людей, стыдливо прикрывая небольшую грудь и треугольник волос внизу живота.
— Слава! Слава! Слава! — снова прозвучало под сводами бункера.
Ангела оглянулась на Менгеле, тот кивнул в ответ. Тогда она отняла руку от груди и протянула вперёд, старательно вытягивая пальцы. Толпа одобрительно взревела и тут же выкинула руки в ответ. На губах Гитлера появилась легкая улыбка. Как будто он гордился своим чадом…
— Зиг! Хайль! Зиг! Хайль! — начали скандировать собравшиеся.
Под эти выкрики Ангела двинулась по направлению к коляске. Каждый её шаг сопровождался очередным лозунгом. Шаг и «зиг», шаг и «хайль». Вскоре она подошла к сидящему фюреру, встала перед ним на колени и поцеловала протянутую руку. Тот по-отечески потрепал её по макушке, а после погладил по плечу. Как будто бы дал своё благословение на вступление в «полноводную реку жизни».
После этого Ангела кинулась Гитлеру на грудь и прижалась, обняв так крепко, что даже скрипнула коляска. Он обнял её в ответ.
— Ну что же, господа, — повернулся к нам Менгеле. — Пришла ваша очередь. Сейчас мои помощники сделают вам укол и вас станет хорошо. Желаете что-нибудь сказать?
Что-то сказать? Ну да, я желал «что-то» сказать, но вряд ли тут поймут русский мат. А если и поймут, то большинство просто не оценит его по достоинству.
Зинчукова нигде не было видно. Похоже, что моя попытка предупредить его провалилась. Осталось только подороже продать свою жизнь.
Если нам пришла пора помирать, то нужно по крайней мере сделать это так, чтобы враги взвыли. Поэтому я гарнул, активируя кодовую фразу в голове Дорина:
— Служу Советскому Союзу!
Глава 43
Во времена моей службы в «прошлом будущем» имел место быть такой случай. Напоролись мы на засаду, когда передвигались по горной дороге. Двигались за разведчиками, ехали в расположение части после завершения трудной операции, может поэтому и позволили себе немного расслабиться и потерять бдительность. Чеченские боевики этим и воспользовались — пропустили группу разведчиков, а потом накрыли шквальным огнём узкий горный перешеек.
Пули засвистели так резко, словно запищали разгневанные птицы. Грохнули взрывы, воздух сразу же превратился в месиво из пыли, осколков камня и боли. Причём ударили как в лоб, так и сзади. Действовали четко и уверенно — явно не простые козопасы с винтовками, а натасканные убивать воины Аллаха. Слишком все хорошо было подготовлено. Пропустили наших первых, шарахнули в лоб и тут же ударили по замыкающим.
Ловушка захлопнулась…
Кого-то накрыло прямо на броне БТРа, кто-то успел соскочить и укрыться за толстыми колёсами. Мы начали отстреливаться в ответ, ориентировались на короткие плевки и вспышки. Со стороны нападавших тоже послышались крики боли.
Сдаваться никто не собирался, но все понимали, что под сквозным огнём нам долго не продержаться.
— Командыр, ты увади рибят. Я атвлику их, — подполз ко мне Карим Амаев из-за характерного носа прозванный Коршуном.
— Ты чего надумал? Держимся до конца! — крикнул я в ответ.
— Увади! Я загаваренный, меня ни убьют! — прокричал Коршун в ответ и оскалился прокуренными зубами.
Этот мужчина, родом из гордых горских князей, не раз показывал себя отличным воином, выходя живым там, где другие могли остаться навсегда. Похоже, что и в самом деле заговоренный. Его родителей казнили боевики, в наказание за «плохо воспитанного» сына, причем сняли это на камеру и отправили запись нашему командованию. Надо ли говорить, что большой любви Карим к нападавшим не испытывал? Ненавидел лютой злобой…