Ну что же, пришла пора звать своих тюремщиков и изображать жертву. Автоматных очередей снаружи не слышно, взрывов и криков тоже нет. Значит, Зинчуков не торопится меня вызволять. Придется действовать по обстоятельствам…
— А-а-а! — крикнул я, прочищая связки. — Где я? Помогите!! Лю-ю-юди!!!
Почему-то на ум снова пришло воспоминание о мальчишеской игре в космонавтов. Там возникали мурашки при мысли о том, что ребята специально не откроют и будут ржать за дверцей, наслаждаясь твоими криками. Нет, всё-таки открывали, но рассказывали, что один из ребят не выдержал напряжения и от тренировки темнотой не справился с мочевым пузырем.
Я мочить трусы не намерен. Так что буду показывать испуг лицом и эмоциями.
— Где я? Помогите-е-е!!!
Вдалеке послышался лязг, как будто отодвигался засов тяжелой двери.
Ну что же, пришла пора «вербоваться»…
Глава 27
Дверь распахнулась. В глаза ударил яркий свет фонаря. Настолько яркий, что мне пришлось зажмуриться и инстинктивно попытаться отползти. Зазвенели цепи, удерживая меня от этого маленького побега.
В голове сама собой мелькнула картинка — я в трусах на полу, скребу ногами по камням, скованный, униженный, испуганный…
Ну что же, такой образ и ожидают увидеть те, кто меня пленил. Такой образ и нужно поддерживать, пока не узнаю истинных намерений этих людей. Пока что всё идет по науке — воздействие на обрабатываемого клиента полное.
Теперь, если я правильно помню, будет обработка мягкостью и уговорами. Чтобы у меня создался контраст от места нахождения и обращения со мной. Чтобы мозг, которого хлебом не корми, а дай только полениться и расслабиться, нашел выход из сложившейся ситуации, а также потянулся к ниточке предлагаемого спасения.
Интересно, а гипноз ко мне использовать будут?
Или я не настолько крупная сошка, чтобы ещё и гипнотизировать?
Всё это пронеслось у меня в голове, пока пытался отползти от яркого света. Также активно моргал, чтобы привести зрение в должное состояние.
У меня получилось выхватить четыре силуэта на фоне света, бьющего за их спинами. Четверо… Что же, для одного молодого пацана это было довольно много. Хватило бы и двоих, чтобы разыграть «хорошего и плохого полицейского».
— Добрый вечер, господин Смирнов Борис Петрович, техник с советского аэропорта, — произнес спокойный голос.
Температуру этого голоса можно было сравнить с температурой каменной стены, к которой я прислонился. Впрочем, стена проиграла бы по критерию мороза. Голос был гораздо холоднее.
— Кто вы? Что вам от меня надо? — дернулся я в сторону и натянул цепи оков. — Почему я тут? Почему прикован?
Свет от фонаря ушел в сторону. Дверь закрылась и под потолком вспыхнула лампа в круглом металлическом абажуре, напоминающем перевернутую миску. Этот абажур отпечатался на сетчатке, потому и запомнился. Я снова зажмурился.
Так, надо быстрее привыкать к свету. Иначе буду тут сидеть с льющимися из глаз слезами.
— В самом деле, а почему он прикован? — спросил тот же голос, но уже мягче и участливее. — Освободите его, он же никуда не убежит.
— Вообще-то может броситься. Он неплохо умеет драться. Говорили, что троих мужчин легко положил, — послышался ещё один знакомый голос.
— Ничего, нас тут тоже трое, но мы готовы к его возможным действиям. Освободите!
Вот, наступает первая фаза игры на пленника. Тут пленник невольно должен испытать облегчение и даже симпатию к говорившему. Всё-таки тот даёт небольшой шанс на освобождение. Пусть и в пределах подвальной комнаты, но уже без рабских оков.
По поводу комнаты я не ошибся. Тут и в самом деле был винный погреб. Пузатые бочонки лежали в два ряда вдоль противоположной стены. Лежали, похожие на поленницу из крупных бревен.
Мои глаза достаточно привыкли к свету, чтобы разглядеть всю четверку. Ну надо же, мог бы и не разглядывать — Ульрих де Мезьер, Лотар де Мезьер и ещё двое старых знакомых: мужчина с блеклыми глазами, а также его сухопарая спутница.
Ульрих де Мезьер улыбнулся мне, пока мужчина с блеклыми глазами освобождал меня от оков. Улыбнулся, взял с полки деревянную кружку и прошел к одной из бочек. По пути достал платок и вытер кружку изнутри. Движения скупые, отточенные. Ни одного признака суетливости. Он явно показывал — кто тут король.
Мои руки оказались на свободе. Я тут же начал растирать запястья, словно пробыл в железных браслетах неделю.
В это время Ульрих открыл кран и в кружку полилась красная жидкость. В подвале ещё сильнее запахло скисшим виноградом. Не отрывая от меня взгляда, Ульрих нацедил целую кружку. После этого он двинулся ко мне.
Лотар и остальные мрачно взирали на меня, стоя с прямыми спинами. Им бы ещё нацистскую форму и знамена со свастикой за спину…
— Вы, наверное, хотите пить? Извините, но кроме вина тут другой воды нет, — с сожалением в голосе Ульрих протянул мне кружку. — А так бы я, конечно, предложил чистую ключевую воду. Но…
Ага, а вот и проявление заботы. И это от того, кто совсем недавно съездил мне по лицу. Что же, обработка продолжается. Теперь я должен начать испытывать некое подобие благодарности за заботу.