Служба забытых цитат

Российская Федерация продемонстрировала кубинцам урок предательства почти сразу после прихода Ельцина к власти, в 1992 году, в одностороннем порядке прекратив торговлю с Кубой. Можно, конечно, сколько угодно брызгать слюной по поводу "нахлебников", но не одни кубинцы были повинны в том, что три четверти их торговли приходилось на советский блок. И, вообще-то, под жесточайшие экономические санкции Куба угодила, поверив нам. В общем, у Фиделя Кастро тогда были основания назвать высотку российского посольства "кинжалом в спину революции". К 1993 году на Кубе начались большие проблемы с продовольствием, и в стране наступил так называемый "спецпериод", о котором до сих пор с содроганием вспоминают те, кто его пережил.

Что ж, первый президент России в очередной раз подтвердил грустную поговорку — "Не одно доброе дело не остается безнаказанным".

Борис Гребенщиков о долгой памяти

Борис Гребенщиков однажды спел: «Долгая память хуже, чем сифилис».

Мы действительно живем в век короткой памяти, причем все более и более короткой. Это не упрек, а констатация факта. Мозг просто не справляется с растущим в геометрической прогрессии количеством информации, и век любого явления становится все короче. Почему раньше книгу увлеченно читали из поколения в поколение (того же «Мастера и Маргариту»), а сейчас пять лет в списке бестселлеров — невиданное достижение? Почему раньше музыкальные группы гремели в течение десятилетий, а сейчас пара лет в центре внимания — уже мегауспех?

Все поэтому.

Но дело не только в растущем объеме информации; куда важнее то, что мир меняется, и меняется все быстрее. Какая тут может быть история? Один из виднейших историков XX века, Эрик Хобсбаум, как-то хорошо сформулировал: «Разрушение прошлого, или, скорее, социальных механизмов, связывающих современный опыт с опытом предшествующих поколений, — одно из самых типичных и тягостных явлений конца двадцатого века. Большинство молодых мужчин и женщин в конце этого века выросли в среде, в которой отсутствовала связь с историческим прошлым».

Почему отсутствовала? Да именно потому, что обращение к исторической памяти хорошо работает в обществе, в котором внуки живут примерно так же, как деды. Вот им опыт предков интересен и, главное, полезен. Дед землю пахал — и я пашу, у него брата на войну с туркой забрили — и мово Ваську тож: что бы и не послушать про его житье?

А сейчас? Сейчас прервалась связь времен. Дед помнит, как телевизоры в мире появились, как они в сельсовет на телефон дивиться бегали, а внук пальцами в айпад тычет. О чем им говорить?

Да что далеко ходить — ты им пытаешься рассказать про БГ, про "идет вакханалия воспоминаний", про фильм "Асса" и катушечный магнитофон, а они тебе: "Да видели мы твоего козбородого БГ в телевизоре, фрик пенсионного возраста".

И ты вдруг пронзительно понимаешь, что не нужен им фильм "Асса". Совсем не нужен, они в нем ничего не поймут, даже если захотят. Просто потому, что мира, который в нем показан, больше нет.

Он не существует, все поменялось.

И этот исчезнувший мир существует только в твой памяти и больше нигде.

Мир вокруг нас изменился настолько, что твой личный жизненный опыт просто невозможно состыковать с историческим: операционная система принципиально другая.

Неинтересна сейчас история: это давно уже не жизненные уроки, не завещание предков, написанное кровью и потом, а красивые сказки, как в голливудских блокбастерах. Что сегодняшнему тинэйджеру рассказы дедушки про голод? Он даже теоретически не понимает, что это такое. Он ни дня в жизни не голодал и не будет. Это просто страшные сказки, примерно как Фредди Крюгер.

Вы спросите: так что же, значит все, историю на помойку за неактуальностью? А я скажу — не спешите.

Есть одна небольшая проблемка. Вернее, большая и проблема.

Разрушение тех самых социальных механизмов, связывающих твой жизненный опыт с дедовским, имеет одно поганое следствие: взамен этого отбракованного бытом опыта ты ничего не получаешь! Отсюда и чувство сосущей пустоты внутри, которую каждый забивает, чем горазд.

Нить порвалась, исчезло чувство преемственности, и лишь при звуках "Прощания славянки" сердце щемит. Куда-то делось понимание, что ты лишь звено в цепочке — причем не первое и не последнее. И до тебя были Сидоровы (поставьте нужную фамилию), и ты Сидоров, и после тебя Сидоровы никуда не денутся — их так просто не выведешь.