Гриффин последовал за ним, тоже влез в снегоступы и взвалил на плечо несколько колен труб. Мика сунул за пояс кое-какие инструменты и пошел вперед.
Гриффину уже приходилось ходить на снегоступах, когда он мальчишкой гостил у деда. Но те были старые, еще деревянные, а эти — поменьше, к тому же легкие, алюминиевые. Проковыляв первые несколько шагов, он постепенно приспособился и с легкостью двинулся за Микой.
Вид у того был озабоченный.
— Видите вон ту черную трубу? — спросил он.
Естественно, он ее видел — не меньше дюйма в диаметре, она вилась в том направлении, куда лежал их путь.
— Это основная, — пояснил Мика. — Она шире, чем те, что мы принесли с собой, и мы оставляем ее тут на весь год. Легче следить за ней, чем перед сезоном монтировать заново.
Еще бы! Основную часть трубы удерживала на земле целая система стальных штырьков, а через каждый фут она была обмотана несколькими витками проволоки. Через каждый фут! И это на участке не менее пятидесяти акров. Прикинув, сколько на это ушло времени, Гриффин только молча покрутил головой.
— Когда сезон заканчивается, — продолжал Мика, — я заматываю каждый ее конец липкой лентой. Иначе внутрь налетят мухи и отложат личинки. За эту неделю я проверил ее от начала до конца, дюйм за дюймом. Пришлось заменить несколько колен, которые попортили белки да олени. Повадились жевать трубу — поди уследи за ними! А сегодня нужно смонтировать последний участок. Труба идет отсюда вниз по склону холма до самой сахароварни.
Гриффина поразило то, что всегда немногословный Мика вдруг так разговорился. Наверное, потому, что речь идет о том, что он любит и умеет, решил он.
Обернув один конец тонкой синей трубы вокруг ствола дальнего дерева, Мика протянул ее к тому, что поближе, потом к следующему, и так далее. Гриффин заметил, что он каждый раз менял направление — то справа налево, то слева направо — вероятно, чтобы труба при натяжении не сползала вниз.
Время от времени он жестом просил Гриффина потянуть или подержать трубу. Вскоре тот уже и сам стал догадываться, что от него требуется. А угадав, радовался, как ребенок.
Но простота эта была кажущейся. Очень скоро Гриффин понял, что то, чем они занимаются, по сути, является настоящим искусством, в котором Мика достиг небывалых высот. Он знал все: на какой высоте крепить трубы, с какой силой натягивать их, как с помощью крохотных переходников подсоединить малые трубы к основной. Гриффин мог бы руку дать на отсечение, что Мика держит в голове карту всего своего участка со всеми деревьями, поскольку, едва взглянув на любое из них, он мог с закрытыми глазами вытащить из связки именно тот участок трубы, который соответствовал ему по размерам.
— А эти что? — спросил Гриффин, когда Мика пропустил несколько кленов.
— Еще слишком маленькие, — объяснил тот. — Сок они будут давать только через пару лет, когда вон те два больших уже перестанут. Одно поколение сменяет другое — это азбука сахароварения.
Подсоединив примерно по четыре дерева к каждому отрезку трубы, Мика покончил с одним участком, затем перешел к следующему и так несколько раз. Вездеход был уже почти пуст, когда зазвонил телефон.
Неужели Ральфу удалось так быстро отыскать Эйдена Грина? Гриффин поспешно сунул руку в карман, но это звонил телефон Мики.
— Да, — сказал он. — Ничего… нет… двадцать минут. — Отключив телефон, он занялся последним отрезком трубы. — Поппи ждет нас внизу на ланч.
Гриффин почувствовал прилив знакомого уже возбуждения. Оно не отпускало его не только когда они возвращались к дому, но и на протяжении всего ланча. Он мог просто любоваться Поппи, и сердце его пело от счастья. Ее глаза светились мягким светом, щеки разрумянились. То и дело улыбаясь, она уговорила Гриффина доесть ее сэндвич с тунцом, с которым она не смогла управиться, и несколько раз повторила Мике, что Эйден Грин — их основная надежда. Поппи еще смеялась, когда позвонили из школы и сказали, что Стар тошнит.
— Уже еду, — крикнула она в трубку и потянулась за курткой. И вдруг застыла.
Было кое-что еще, что она должна была сказать. Мика, нахмурив брови и уставившись в пол, стоял возле телефона. Поппи подкатилась к нему.
— Мы не успели поговорить об этой истории с ребенком, — тихо сказала она. — Ты как — нормально?
Мика поднял на нее хмурый взгляд:
— А ты как думаешь? Она должна была мне рассказать!
В душе Поппи была согласна. Но из солидарности встала на сторону Хизер:
— Но ведь этот ребенок тоже часть ее прошлого. Того самого прошлого, в котором был другой мужчина.
— Я знаю, что в ее жизни были другие мужчины. Я же не идиот — понял, что она не девственница. Но она никого не любила, когда приехала сюда. Можешь мне поверить — ничего такого не было. Я бы догадался. Так почему не рассказать мне, что у нее есть ребенок?
— Он был частью ее прошлого, на котором она поставила крест, и начала жизнь сначала. Для чего ей было рассказывать тебе?