-- Следов нету, -- после долгого молчания повторил Адам Стаутон. -- Так куда же идти? Куда прикажете, преподобный? Куда, констебль? И ты, Измаил? Твоего индейского мнения тут не спрашивают и с ним не считаются. Но я, черт побери, как раз охотно б его узнал.
Индеец смотрел на него, и лицо у него было словно у вырезанной из дерева куклы.
-- Куда, -- повторил плотник, даже не пытаясь скрывать насмешки, -прикажешь идти?
-- Туда, где тропы. -- Лицо Измаила Сассамона по-прежнему ничего не выражало. -- Топоры слышно. Тут недалеко лесосека.
Отряд молча, даже не дожидаясь команды, оказался в седлах. Измаил мчался первым, остальные -- за ним с такой скоростью, с какой только можно было ехать в лесу. Вели Абирам Торп, уже готовящий мушкет, и констебль Корвин. Джесон Ривет замыкал группу. Его уже приучили знать свое место.
-- Интересно, -- ворчал ехавший перед ним Адам Стаутон, -- кто тут шурует посередь пущи? Чтой-то не слыхал я о поселениях к западу от Уорчестера и плантаций Пенакук.
Уильям Гопвуд не ответил, занятый рассматриванием полок пистолета и аркебузы. Джесон Ривет знал, что дядюшка умеет обращаться с оружием. Впрочем, это знали все. Кстати, только из-за этого дядюшку взяли в отряд. Уильям Гопвуд пользовался, если так можно выразиться, славой убийцы. Все знали, что он смолоду охотился в лесах на пенобскотов, пекуотов и нашуев, ходил на сенеков и могавков, что у него хранится коллекция скальпов. В основном, как утверждали злословы, женских.
Преподобный Мэддокс, встревоженный скрежетом колесцового замка, обернулся в седле. Он тоже знал расхожее мнение о дядюшке. И тоже заметил, как из сонного и безразличного ко всему ленивца Уильям Гопвуд неожиданно превратился в огненноглазого хищника.
-- Стрелять, -- прошипел он, -- только по команде, мистер Гопвуд. По команде, не раньше. Вы поняли?
Они ехали вверх по течению, лавируя меж зарослей сассафрасов и сумахов. Вскоре и нетренированный слух Джесона уловил сопровождаемый эхом стук нескольких топоров. А немного погодя резкий треск и совсем близкий шум, и хруст ломающихся веток известили о результатах усилий лесорубов. Через минуту уотертаунский отряд выехал на лесосеку. Заблестели срубленные деревья и щепки. Пахнуло смолой.
Лесорубов было шестеро. Трое обрубали ветви с поваленной сосны. Двое оттаскивали к краю поляны большие пни, ловко управляя двуконной упряжкой низкорослых лохматых лошадок. Третий, тот, что был ближе всех, собирал и складывал ветви в кучи.
Увидев отряд, лесорубы замерли. Джесон заметил, что у них у всех одинаковые светлые волосы и какие-то странные лица.
-- Не бойтесь, люди! -- возгласил Мэддокс, немного распахнув епанчу, чтобы стала видна серебряная бахрома, оторачивающая отложной воротник. -- Мы добрые христиане, сторонники короля, порядка и закона.
Не походило на то, чтобы лесорубы испугались. Их застали врасплох, это верно, но не испугали. Они, несомненно, видели и мушкет, и аркебузу, и пистолеты, однако на их широких -- прямо-таки полная луна -- лицах не появилось и тени страха. Эти широкие лица -- Джесон Ривет уже понял, что странными они казались из-за отсутствия бород и неестественно светлых бровей и ресниц, -- не выражали ничего, кроме полного и тупого безразличия.
-- Мы христиане и стражи закона, -- повторил преподобный, выпрямляясь в седле и осматривая лесосеку.
-- Мы прибыли из Уотертауна, что в графстве Миддлсекс. Мы преследуем сбежавшего из тюрьмы преступника, осужденного судом Массачусетской Колонии на Заливе.
-- Этот преступник, -- добавил констебль Корвин, -- женщина. Молодая светловолосая женщина. Вы видели такую?
Лесорубы глядели на него так, словно он был прозрачным.
Словно вообще не понимали слов. Словно вообще их не слышали. Тот, что стоял ближе, отвернулся и спокойно, как ни в чем не бывало стал подбирать ветки.
-- Вы что, не понимаете? -- заорал Корвин. -- Или прикидываетесь ?
Один из лесорубов, самый высокий, переложил топор из руки в руку, раскрыл рот, несколько раз пошевелил губами, ну совсем как рыба. Потом выдал что-то невнятное. И совершенно невразумительное.
-- Голландцы, -- убежденно отметил дядюшка Уильям. -- Это голландцы. Или немцы.
-- Голландцы, -- заметил Мэддокс, -- обычно говорят по-французски. Вы же знаете французский, мистер Стаутон.
-- Какое там знаю, -- буркнул плотник. -- Едва-едва. Да и сдается, вы голландцев с бельгийцами путаете, преподобный. Однако чего уж там, спробую... Мусье! Бонжур. Ну сом... Ну шерше юн... Девку одну... Фам, значицца. Юн фам, которая из призьон сбегла.*
(* Господин! Здравствуйте. Мы есть... Мы ищем... Девку одну... Бабу, значицца. Бабу, которая из тюрьмы сбежала (искаж. фр.). -- Здесь и далее примеч. пер.)
-- Спросите, -- вставил пастор, -- из какого они поселка?
-- Вуле ву? Компри? Парле, кель поселок? Кель...**
(** Хотите? Понимаете? Говорите, какой поселок? Какой...)
А, к черту!
Не знаю, как сказать...
-- Да и не помогло бы, -- прервал констебль Корвин, -- если б даже знал, Стаутон. Они в этом ни в зуб ногой. И дело не во французском. Они просто кретины. Кретины, и все тут!