Слон и кенгуру

В ночь убийства нашего героя он предавался одной из его нелепых забав. Возможно, он хотел дать своей голове отдых от проблем Ковчега, однако и в любом случае был убежденным сторонником всяких забав, и не видел необходимости искать для них какие-либо оправдания. К примеру, в дни «Мотыльков» де Хэвиленда он выучился водить самолет, но перестал летать, едва получив диплом летчика; он обучал охотничьему делу всех хищных птиц, какие водятся в Европе, и даже держал в течение двух недель кречета, однако, едва обучив, выпускал каждую на свободу; он научился правильно описывать и изображать все геральдические фигуры, а потом забыл эту науку; написал книгу об адмирале Бинге[29], которую никто не пожелал опубликовать, потому что в ней слишком часто встречалась фраза «я спрашиваю» и рассказывалось о разнообразных приказах Адмиралтейства, которых никто кроме бедного Бинга не понимал; был арестован, по ошибке, впрочем, за попытку покушения на Муссолини, а затем освобожден; в течение двух лет писал маслом удивительные портреты, к которым прилеплял мастикой стеклянные глаза, а потом все их уничтожил; совершая паломничество, был по ошибке принят архиепископом за Св. Патрика — и лишь для того, чтобы податься в вольнодумцы; взялся переводить бестиарий двенадцатого столетия и одолел три страницы, но устал; принял в охотничьем клубе должность смотрителя своры гончих, которые, как потом выяснилось, клубу не принадлежали; пытался выучить ирландский язык и мог даже сейчас поддержать сложную беседу фразами наподобие Konus Thaw Thu? Thaw May GoMoy, Gorrer Mealy Moy Agot; а однажды добился, чтобы ему удалили аппендикс, поскольку опасался пасть в будущем жертвой аппендицита. Вот, правда, татуировками так и не обзавелся.

На сей раз, мистер Уайт ни с того, ни с сего вдруг объявил миссис О’Каллахан, что каждому человеку надлежит знать о себе три вещи. А именно: его группу крови, отличительные свойства отпечатков его пальцев и его головной указатель[30].

Сказано сделано. Несомый первой волной энтузиазма, мистер Уайт взлетел наверх, в игровую комнату, откопал там давно позабытый тюбик печатной краски, с помощью которой создавал линогравюры, щедро смазал ею, дабы снять отпечатки пальцев, миссис О’Каллахан, себя и Микки. Аппаратуры, которая позволила бы установить группу крови, у него не имелось, однако он снова поспешил наверх, чтобы изготовить хотя бы кронциркуль, необходимый для определения головного указателя.

Кронциркуль мистер Уайт соорудил из фанеры, вырезав его ножки, как вырезают ножки деревянных циркулей, что висят обычно пообок классных досок, а затем скрепив их медной заклепкой.

После этого — до девятичасовых новостей «Би-Би-Си» оставалось всего несколько минут, мистер Уайт торопливо вернулся на кухню, дабы обмерять Микки и миссис О’Каллахан. У Микки указатель оказался равным шестидесяти, у миссис О’Каллахан — шестидесяти двум, и мистер Уайт в превосходном настроении отправился к стоявшему в гостиной приемнику, включив при входе в нее электрический свет.

За окном гостиной его поджидал Герати.

Жертва суеверного страха, он прятался в том, что миссис О’Каллахан именовала «розовым дендраром». Герати уворовал принадлежавший мистеру Уайту «БСО магнум»[31] — мистер Уайт охотился с ним на диких гусей, до того как стал принципиальным противником убийства животных, — и приобрел в Кашелморе семь патронов; произведены они были в Ирландии, однако имя производителя на них не значилось. Всего лишь нынешним утром он предпринял последнюю попытку отомстить своему хозяину, не проливая его крови, а именно, порезал косой шины стоявшей в гараже машины. Мистер Уайт должен был, как полагается английскому каннибалу, тотчас прогнать Пата, или попытаться уморить его голодом, или принудить эмигрировать, или, по меньшей мере, ввергнуть в лапы «Гвардии Мира»[32]. Но взамен всего этого хранил непостижимое молчание. Чем и объяснялся суеверный страх, который терзал теперь его убийцу, не ведавшего, что мистер Уайт, давно уж не обращавший на свою машину никакого внимания, ничего о совершенном на ее шины покушении вовсе и не знал.

И то сказать, причин для страха у Пата было много. Красные бутылки, от которых людей так сильно рвало, кустистая борода, загадка Ковчега, злой дух (сиречь Домовуха), немыслимое коварство, с которым этот Сакс морочил людей, не давая им даже понять, что они обморочены, дьявольское искусство, с которым он лгал, оставаясь на лжи не пойманным, его сатанинский интерес к муравьям и прочим тварям, кои созданы лишь для того, чтобы разумные люди давили их ногами, и, прежде всего, само обличие мистера Уайта, косматого, полного энтузиазма, серьезного, энергичного, по-детски откровенного: ясно же, что все это — бесовское притворство.

Жертва убийства включила радиоприемник и уселась в нельсоновское кресло, сжимая в руке кронциркуль.