Слон и кенгуру

— Что же касается травного семени и прочего, — продолжал, резко отклоняясь от темы, мистер Уайт, — им можно наполнить, чтоб оно не рассыпалось, чайные ящики. Зерно — груз опасный, если оставить его без присмотра.

Любимым лекарством миссис О’Каллахан был аспирин. Она виновато внесла его в список — без указаний, — да заодно и «Красную Фланиль» записала.

— Странное это занятие, — заметил мистер Уайт, заглядывая в окошко маслобойки — посмотреть, не появилось ли уже масло, — решать судьбы будущего мира. Вот например, от нас зависит, окажется будущее трезвенником или нет. Если мы прихватим перегонный куб, то сможем передать нашим детям секрет обездроженной бражки. Прихватим?

— Как скажете, мистер Уайт.

— Вопрос, в сущности, академический, поскольку будущее поколение сможет получить представления о дистилляции, почитав, если ему захочется, «Энциклопедию Британика». Я не собираюсь подвергать ее цензуре. Мы можем, конечно, вырвать страницы, посвященные спиртному, взрывчатым веществам, вредным наркотическим средствам, ядам и так далее, однако эффективная цензура дело трудное, да и не уверен я в том, что она вообще морально оправдана. Что есть, то и есть. Я против запрета правды в любой ее форме, сколь бы опасной она ни была.

— Мы вот как поступим: «Энциклопедию» возьмем, а перегонный куб брать не станем. В конце концов, есть и другие, более важные вещи, которые потребуют места. Ну вот, а когда новый мир крепко встанет на ноги, будущее сможет само решить, желает ли оно соорудить перегонный куб.

— Или, скажем, взрывчатые вещества. Стоит ли брать с собой два моих ружья или не стоит? Не приходится сомневаться, что во время плавания множество птиц будет пытаться устроиться на Ковчеге и, подстреливая их, мы могли бы пополнить наш скудный рацион. С другой стороны, ружья и патроны куда более громоздки и увесисты, чем представляется многим. Патрон занимает столько же места, сколько мясо одного чирка. Кроме того, если мы не возьмем ружей, то и не сможем перестрелять друг дружку в приступе гнева. Лично мне изобретение брата Бэкона[25] глубоко неприятно, и я склоняюсь к тому, чтобы ружей не брать, пусть даже это и причинит нам мелкие неудобства. Кроме того, если нашим потомкам так уж приспичит, они найдут все для них потребное в «Энциклопедии». Давайте, по крайней мере, подадим им, насколько то нам по силам, пример гуманного поведения.

— Можно еще святую воду взять.

— Да хоть бочку, если желаете, при условии, что ее можно будет пить. Мы попросим отца Бирна благословить все наши бочки.

— А Пражского Младенца взять можно?

Мистер Уайт был наидобрейшим из людей. К Пражскому Младенцу он относился почти с таким же неодобрением, какое питал к Титси, но считал, в принципе, что людям следует дозволять быть счастливыми на предпочитаемый ими манер. В конце концов, берет же он для собственного развлечения ветровые генераторы и зубные щипцы.

— Вы можете заполнить вашими личными вещами отдельный чайный ящик, миссис О’Каллахан, а Микки другой. Я говорю о вещах, которые не войдут в списки. Положите Пражского Младенца в ваш ящик. Микки, я полагаю, заполнит свой табаком, если найдет достаточно денег для его покупки. Кстати, вы уже договорились о продаже фермы с торгов?

— Ну, не так чтобы договорились.

Мгновенное, ужасное, на все пролившее новый свет подозрение полыхнуло, точно молния, в разуме мистера Уайта, заставив его перестать вращать ручку маслобойки.

— Кто проводит торги?

— Мы, вообще-то, не так чтобы…

— Вы собираетесь продать ее?

— Не думаю, что Микки хочется ее продавать, потому как он ее от Тетушки получил.

— Боже милостивый! — вскричал мистер Уайт и крутнул ручку, и замер, и крутнул еще раз, и бросил ее, — какая разница, от кого получил ее Микки? Когда ферму сметет Потоп, он ее больше уже ни от кого не получит.

— Так ведь ее же Тетушка оставила.

— Да хоть бабушка, мне все едино! Суть в том, что сейчас у нас есть ферма, которую мы можем продать, а после Потопа фермы не останется и продавать будет нечего. Нам же деньги нужны.

— А ну как Потопа-то и не будет?

Как обычно, мистер Уайт совершил роковую ошибку, попытавшись объяснить все с начала. Роковой она была потому, что чем дальше он к этому началу отступал, тем большее расстояние приходилось потом покрывать, возвращаясь, и тем больше возможностей появлялось у миссис О’Каллахан выпускать самых разных зайцев — таких как Тетушки, желудки, Господнее Всемогущество, пророчество и Священная Воля Божия, — за которыми ему приходилось гоняться. У миссис О’Каллахан имелась результативная, пусть и не осознанная техника ведения спора. Линии обороны у нее были слабые, но она ни на одну из них, взятую в отдельности, никогда и не полагалась. Она создавала из них лабиринт, множество внешних укреплений, с помощью коих и одерживала оборонительные победы.