Сломанный меч

Имрик, громко смеясь, ехал домой. Неожиданно он услышал, как его смеху вторят другие звуки: похолодев, он натянул поводья. Луна, показавшаяся в разрыве туч, осветила всадника, скакавшего наперерез Имрику. Смутное видение: взметнувшийся огромный конь, восьминогий, он мчался быстрей ветра, а на нем седобородый всадник в широкополой шляпе. Лунный свет мерцал в его единственном глазу и на наконечнике копья.

— Ого-го-го. — Следом неслись мертвые воины и воющие псы. Он скликал их рогом: копыта били точно град по крыше. Едва погоня промчалась, на землю обрушился ливень.

Имрик стиснул зубы. Встреча с Дикой Охотой не сулила ничего хорошего, к тому же не верилось, что одноглазый Охотник оказался тут случайно. Но, как бы там ни было, ему нужно спешить домой. Вокруг вились молнии, и как бы Тор не вздумал швырнуть в него свой молот. Имрик завернул сына Орма в плащ и дал шпоры своему жеребцу.

Когда Эльфрида смогла опомниться, она прижала вопящего мальчика к себе. Она решила покормить его, чтобы он успокоился. Младенец, больно кусая, принялся сосать грудь.

IV

Имрик отдал вскормить Скафлока, так он назвал похищенное дитя, своей сестре Лиа. Она была так же прекрасна, как ее брат; таким же лунным светом мерцали ее дымчато-голубые глаза; тонкое, точно выточенное из слоновой кости, лицо было обрамлено серебристо-золотыми прядями, струившимися из-под венца, убранного дорогими камнями. Шелка, тонкие как паутина, обвивали ее стан, и если бы кому довелось увидеть, как она танцует в лунном свете, ему показалось бы, что она охвачена белым пламенем. Ее полные, бледные губы улыбались Скафлоку, и молоко, которым по волшебству полнились ее груди, сладостным огнем обжигало его рот и разливалось по жилам.

Князья Альфхейма съехались на празднество в честь наречения дитяти и привезли немало драгоценных даров: искусно сработанные кубки и кольца, выкованные гномами кольчуги, щиты и шлемы, одежды из аксамита и атласа, златотканую парчу, амулеты и талисманы.

С тех пор как эльфы, подобно богам, великанам и троллям, перестали стариться, дети рождались у них все реже — это великое событие случалось раз в несколько столетий; тем более заслуживающим внимания показалось им взятое на воспитание дитя человеческое.

Когда пир был уже в разгаре, громовой стук копыт потряс Эльфийский Утес так, что задрожали стены и загудели бронзовые ворота. Стража затрубила в трубы, но никому и в голову не пришло бы заступить дорогу такому всаднику, и сам Имрик низким поклоном встретил его в воротах.

Это был гигант в доспехах и шлеме, сиявших почти так же ярко, как его глаза. Земля дрожала под копытами коня.

— Приветствую тебя, Скирнир, — сказал Имрик. — Твой приход — честь для нас.

Посланец пересек мощеный двор, освещенный луной. У бедра сам собой вырывался из ножен и вспыхивал точно солнечный луч меч Фрейра, данный Скирниру в награду за путешествие в Ётунхейм за Герд. В руках он держал другой меч, длинный и широкий клинок которого не просто заржавел, но почернел от того, что долго пролежал в земле, и был сломан пополам.

— Ко дню наречения я принес дар для твоего приемного сына, Имрик, — сказал он. — Храни этот клинок, и когда твой сын сможет взмахнуть им, расскажи ему о том, что починить его может только великан Больверк. Настанет день, когда Скафлоку понадобится доброе оружие, и тогда ему послужит этот подарок Асов.

Он с лязгом швырнул сломанный меч наземь, повернул коня и под грохот копыт пропал в ночи. Эльфы замерли, понимая, что у Асов должно быть есть свои цели, которым Имрик должен подчиниться.

Ни один эльф не смел дотронуться до железа, и ярл приказал своим рабам-гномам забрать клинок. Он проследил за тем, чтобы они унесли его в нижнее подземелье и замуровали в нише рядом с темницей Горы. Имрик заклял это место рунами, ушел и больше не возвращался туда.

Протекли годы, но боги с тех пор не подавали вестей о себе.

Скафлок рос быстро и вырос здоровым мальчиком, сильным и веселым, с голубыми глазами и рыжеватыми волосами. Он был более шумливым, более резвым, чем немногочисленные дети эльфов, и рос настолько быстрей их, что успел стать почти взрослым, в то время как они совсем не изменились. У эльфов было не принято выказывать детям свою любовь, но Лиа часто ласкала Скафлока, убаюкивая его напевами, которые звучали то как морской прибой, то как шум ветра или шелест ветвей. Она учила его вежеству эльфийских князей и неистовым пляскам в полях, босиком по росе, в опьянении лунным светом. От нее он приобрел некоторые познания в чародействе, узнал песни, которыми можно было ослепить, отвести глаза или заманить, песни, которые двигали деревья и скалы, безмолвные песни, от которых сполохи разгорались в зимнем небе.

Счастливо текли детские годы Скафлока в играх с молодыми эльфами и иными подобными созданиями. Много странных существ встречалось на холмах и в долинах; то был заколдованный край, и не всегда человеку или зверю, забредшему туда, удавалось вернуться, ибо не все его обитатели были безвредны и дружелюбны. Потому Имрик и отрядил одного из своих воинов охранять Скафлока.