Сломанное отражение (СИ)

— Она/я ему не жена! — С одинаковым возмущением отреагировали мы с Тором, вызвав у Фригги не то шок, не то вынужденное смирение, что ее сын и возможная родственница недалеки умом.

— А казалось, что взрослые люди…

Мужчина затушевался, и от стыда перед матерью не знал, куда деться, поэтому бросил на меня злобный взгляд. Знаю, мне стоило раскаяться, но его реакция вызвала смешок.

— Такая же несносная, как и Локи, — словно мальчишка пробубнил Тор.

— А ты такой же упрямый, как и твой отец, — в пример добавила Фригга. — Если бы привел ее сразу во дворец, то не пришлось бы… о ком-то скучать.

Мне это показалось, или госпожа царица искусно подстебала своего сына? Уж не знаю, но мне пришлось из последних сил сдерживать улыбку за кривлянием, поскольку Тор был готов молнии из глаз пускать. Учитывая, что он являлся богом грома, не хотелось испытывать судьбу.

— Не волнуйся, дорогая, ты не заметишь, как пролетит время. Сон Бога длится вечность, но не для тех, кто в него погружен.

Хотелось надеяться, и ничего иного не оставалось, поэтому я слабо улыбнулась и кивнула. Я потеряла себя за личностями, в чьих шкурах побывала. Возможно, божественная дрема поможет собрать меня воедино.

— Хорошо, я готова.

— Увидимся на той стороне, Астрид Хейккинен, — улыбнулся Тор.

Края колыбели начали потрескивать, обрастая полупрозрачной золотистой скорлупой, переливающейся сияющими нитями. Это напоминало чудо, истинную магию, но для меня волшебством стало другое: Тор оказался первым человеком, кто с первого раза правильно произнес мою фамилию.

«Увидимся на той стороне, Астрид Хейккинен».

— Увидимся на той стороне.

10 — Toxic

2WE — Toxic

It’s getting late

To give you up

I took a sip from my devil cup

Slowly, it’s taking over me

Слишком поздно

Отказываться от тебя.

Я делаю глоток из своей дьявольской чаши

Очень медленно, и чувствую, как яд разливается по телу

Я не помню, с чего все началось — обычно такой фразой встречаешь сон, врывающийся внезапно и стремительно, без завязки к истории. Мои блуждания по миру вне времени и пространства стартовали также — без разъяснений, меня просто выбросило в картину, словно чернильное пятно, которое стряхнули на пергамент. И никуда не деться.

Запах жареного бекона приятно щекотал ноздри, звук кипящего масла заполнял тишину на маленькой кухне в скромном двухэтажном домишке спального района. Приближался октябрь или ноябрь, а, может, и май, я не знала — просто за окном парили тяжелые облака, а холод пробивался сквозь щели в форточке.

Бекон готовился не для меня. Сидя за обеденным столом, я неспешно поедала кукурузные колечки разного цвета. Гоняла в молоке ложкой хлопья, зачерпывала и медленно пережевывала их. На вкус как сладкий картон, и каждый хруст перебивал шипение масла и стук ножа, когда я проглатывала очередную порцию завтрака.

Мама готовила, стоя ко мне спиной, делала вид, что погрузилась в готовку с головой. Я томительно наблюдала, выжидала, как гепард в засаде, когда же она обернется, прекратит истязать луковицу и посмотрит на меня.

Словно бесконечная петля. Луковица собиралась вновь, бекон не подгорал, а мама продолжала нависать над столешницей, подрагивая плечами при каждом резком звуке.

— Ты боишься меня?

Женщина на секунду замерла, ее темные волосы, сбитые в растрепанных хвост, забавно шелохнулись. Я отправила в рот розовые колечки, разбивая молчание хрустом в ожидании ответа. Хотя, он и так очевиден — маме не было необходимости произносить слова вслух, чтобы сообщить об очевидном.

Нож вновь принялся кромсать лук.

Я не удержалась от тяжелого вздоха. Сколько это может продолжаться? И почему сухой завтрак всплывает из-под молока, будто отрываясь не от дна тарелки, а Марианской впадины?

Постучав ногтями по столу, я положила ложку на салфетку и вздохнула. Так больше продолжаться не могло, этот завтрак длился целую вечность.

— Я пойду погуляю, мам.

Женщина не обратила внимания. Как не обращала и на мой броский макияж, ногти сплошь в черном и красном лаке и десятки других вещей. На улице наверняка было холодно, но я смело оставила куртку на вешалке, открывая дверь.

Сколько дверей и моментов я оставила позади? И не пересчитать. Порой мне казалось, что мгновение перехода длились куда дольше, чем обрывки воспоминаний. Я попадала в бесформенные пространства: озаренные светом, окутанные тьмой. Чаще всего приходилось перемещаться по последним, и в зависимости от предоставленного пути я слышала голоса. Не мамин, не отцовский, а мужской, точнее — мужские. Хотя не помнила, о чем они говорили. Один больше рассказывал, другой — спрашивал. Не помню о чем, смысл слов оставался загадкой, я различала только настроение.

Но даже они меня покидали. Когда я их слышала, мне казалось, я вот-вот вырвусь из глубин сна. Но меня опять тянуло вниз, и я падала, падала…

Холод осенней — или весенней? — Финляндии остался за дверью, закрывшейся с тихим скрипом, оставив меня под теплыми лучами солнца на небольшой террасе. Лето вступило в законные права, на свежем воздухе дышалось легче, и никакого приторного армата бекона — только скошенная трава, крошка камня.