О том, что он оглох, Мухин и не думал. Это была совсем другая тишина, слитая с постепенной потерей зрения, обоняния, ориентации — с потерей тела как такового.
До сих пор его выдавливало только после смерти или, во всяком случае, в бессознательном состоянии. Теперь он видел, как это происходит, когда просто кончается таблетка. Скверно это происходит. Единственное, что его утешало, — он все же здесь не останется. Хотя что, собственно, в этом хорошего, Виктор так и не понял. Не успел.
Глава 10
Он не ботаник... Тьфу... не зоолог. Ну и ладно... Мухин перекатился на бок и открыл один глаз. Кремовые стены качались и плыли, вместе с ними плыли телевизор, кондиционер и пустой гардероб. Даже кровать, на которой он лежал, казалась неустойчивой, словно он был на маленьком корабле.
Испытывать пол Виктор не отважился. До тумбочки он добирался ползком — еще хуже, чем на четвереньках, по крайней мере медленней. Приступов тошноты не было — больше ничего положительного о своем самочувствии Мухин сказать не мог, все остальные ощущения были сугубо отрицательными.
Он заставил себя распахнуть дверцу и взять новый пенал.
Не замечать головной боли... Не зацикливаться на ней, не принимать ее в расчет. Ее нет — ни боли, ни головы...
Ух-х-х...
Это смахивало на суицид — лежать на животе посреди комнаты, загибаться от шибановской капсулы и разгрызать зубами стекляшку, чтобы принять вторую.
Он должен... должен вернуться в тот слой и дослушать Петра. Даже если это вранье. Кто еще расскажет про его президентство? Про могилу Немаляева в Эквадоре? Он обязан это знать, иначе как верить? Как тогда им всем верить?.. Ухм-м...
Залезть обратно на кровать Мухин и не пытался. Угол с отвисшим матрасом виделся с пола преградой не только непреодолимой, но и опасной. Виктор испугался, что лишнее усилие разбудит тошноту, и решил не рисковать.
Он не помнил момента, когда отключился, точнее, не зафиксировал его в памяти. Но все, что было после, казалось гораздо реальней, чем сама жизнь.
Виктор парил — это был именно полет, ничто иное. Внизу разворачивалась бесконечная книга с бесконечным количеством страниц. Мухин понимал, что всему есть предел, и слоям-страницам тоже, но пересчитать их не смогли бы все перекинутые мира. Их было так же много — полулюдей-полупризраков, выдавленных в чужой слой, но не забывших родины, однако лишь единицы осознали себя и научились с этим жить.
Мухин обескураженно наблюдал за перебегающими листами и силился отыскать среди них тот, что был ему нужен. Как?.. Эти листы ничем не отличались...
Выше... или нет?.. Да, пожалуй, выше... Выше он отметил чье-то присутствие, чье-то физически ощутимое внимание. Кто-то следил за ним сверху — без злорадства" но и без сострадания.
Мухин выдержал еще секунду этого невидимого взгляда — ничего не изменилось, но теперь он уже сомневался: за ним наблюдают.
— Борис?.. Ты Борис? Где ты? Помоги мне... помоги! прошу!..
Никто не ответил, но веер на мгновение застыл, и из него лениво откинулся один лист. Мухин его узнал. Действительно узнал, хотя и не представлял, по каким признакам. Лист выделялся — это все, что было доступно его пониманию. Это был тот самый слой, куда он стремился.
— Старайся... перейти... в мегатранс... — прозвучало в его мозгу, но уже под конец, когда Виктор почти обрел новую плоть. Он даже не понял, действительно ли что-то услышал или это были его грезы. Мухину хотелось думать, что он опять общался с Борисом, но мешало дурацкое слово «мегатранс». Оно смахивало на имя робота из японского мультикомикса и было чересчур легковесным.
— ...да что за беда! — взмолился Ренат. — Не веришь — спроси у кого хочешь! Вот у этого спроси, если он знает! А то с немаляевскими стрелку забьем, только я предупреждаю: глупо будешь выглядеть, Петя! Глупо и несолидно. Уронишь себя — потом не поднимешь. Петр долго посмотрел на Мухина.
— А?..-спросил он.
— Что "а"?
— Ты что, Витя, глухой? Мы о чем тут спорим-то?
— Не тормози! — прикрикнул Ренат. — Скажи, как все было.
— Вы про Люду?..
— Ты где был-то? Ты... а-а-а! — протянул Петр. — Поня-атно... Я сразу и не понял... Значит, этот слой не твой.
— Да, похоже, я в другом прописан, — ответил Мухин.
— Вторую таблетку сожрал? Худо тебе будет, Витька!
— А Что здесь было? Пока я... отсутствовал. Что я делал?
— Да ничего особенного. Вот когда Костика туда-сюда кидало... когда мы с ним еще друзьями были... так пот, когда его кидало, он прямо с ума сходил. Вторая личность возвращалась на место и давай: «Ой, меня похи-итили!.. ой, отпусти-ите!..»
— Мы его на такой случай к батарее пристегивали. А кормушку — пластырем! — поделился Ренат. — Он с собой и пластырь, и браслеты везде таскал, как сердечник — валидол. Мы ему еще апельсины под нос совали. Как он дергался! Умора...
— Зачем апельсины? — не понял Мухин.
— Не любит он их. Он от них чешется.
— А ты вроде нормально... — сказал Петр. — Притих, да и все. Я решил, что ты слушаешь.