Читаем Слободка полностью

Что я такое плету? С тобой в жмурки? Представляю, кого назначат виновным, если ты своё платье в сливовом жмыхе испачкаешь. Тут полотенцем не отделаюсь.

– Мишка, подойди-ка сюда на минуту.

Это Санька, главный слободской заводила, появился на крыльце. Вот я и дождался. Теперь он меня с тобой застукал. А может сейчас тебя и прогнать? У него на виду? Ну почему у меня с девчонками не получается? Ни стукнуть, ни обругать. Ладно, спокойно, я с тобой:

– Санька зовёт – мой друг. Ты подожди, я сейчас вернусь. Ага?

«Санька… мой друг…» Был для него дружок, а теперь «женишок». Раззвонит на всю Слободку. Начнётся «тили-тили тесто…».

– Привет, Санька.

– Здорово, Мишка. Это Света, моя двоюродная сестра из Харькова. У нас гостит. Я уже пацанам сказал и тебя предупреждаю, кто её обидит – бошки поотрываю. Понятно, шкет? Смотри на него! И чего ты улыбаешься?

   Cлободские войны

Возможностей культурно провести досуг нам, пацанам, Слободка давала не много. Не было там футбольных полей, не было баскетбольных коробок, не было даже какого-нибудь мало-мальски ровного пустыря, на котором слободские шкеты могли бы погонять мяч. Все свободное время, днями напролет, Слободка играла в войну.

Я ввязался в эту перманентную войнушку сразу после того, как мне стало неинтересно играть с такими же, как и я, малолетками в «Колечко-колечко, выйди на крылечко». Вдруг в этом призыве мне стало явственно чуяться слово «калечка» и представляться, что вот сейчас на крылечко, стуча костылями, прихромает какой-то жалкий покалеченный мальчик, а то и девочка, и всем станет не по себе. Эта вымышленная ситуация смешила меня, и я начинал смеяться в самый захватывающий момент игры, не давая своим товарищам продолжать её с должным упоением. Слободской атаман Санька был моим близким соседом и другом, поэтому в ряды воинов я был принят без вопросов.

Мы воевали с нашим извечным «врагом», пацанами с улицы Жореса, жориками, как мы их называли. В бой жорики ходили под командой своего атамана. Вернее – атаманши. Это была девчонка по имени Алёна, которое хлопцы трансформировали в Лёнька. Чтоб без сантиментов. С мальчишеской стрижкой, в кепке, надвинутой на уши, одетая всегда по-мужски, она виртуозно материлась, мастерски сплевывала сквозь зубы, курила напропалую сигареты «Прима», никогда не плакала, а главное, была способна хладнокровно спланировать и воплотить любую пацанскую операцию. Назвать её девочкой ни у кого не поворачивался язык. Это означало бы отвесить незаслуженный комплимент женскому полу. С таким атаманом жорики выходили победителями из всех битв. В редкие перемирия, когда мы собирались с жориками на совместные посиделки, где я был самым младшим из обоих отрядов, она единственная смеялась над моими бесхитростными детскими шутками, а иногда теребила рукой проволоку моих жёстких, растопыренных волос. Меня такое озадачивало и волновало. Хотелось сделать для неё что-нибудь приятное. И я делал. Норовил первым своей спичкой поднести огонь к её сигарете.

Наши ряды уравновешивало присутствие в них слободского дурачка Родика. Родион Федрик-Коробчук. Так его звали. Короткий умишко компенсировался длинным именем. Ум злокозненного, эгоистичного младенца был заключен во взрослую, исковерканную плоть, и все это было Родиком. Маленькая голова с поросячьими бессмысленными глазками, оттопыренными ушами и всегда слюнявыми губами держалась на тонкой шее, переходившей в узкую грудь. И далее: округлый живот, водруженный на необъятных размеров таз, украшенный отвислой задницей. Это великолепие передвигалось на тонких «х»-образных ножках.

Его я боялся и ненавидел. Он был воплощенное зло. Если хотел напакостить, остановить его не могли никакие увещевания. А пакостить он хотел всегда. И делал это весело, сопровождая надтреснутым старушачьим смехом все свои гнусности. Силы, несмотря на бесформенность, Родик был немереной. Когда он дорывался до любимой им водки и напивался, то начинал буянить так, что требовалось вмешательство десятка дюжих мужиков, чтобы свалить и связать опасного дебошира, и уложить, пока не проспится. Его пьянчужка-мать бегала в таких случаях по Слободке и стучала в окна, созывая соседей и сколачивая «отряд быстрого реагирования». Ничего хорошего не приходилось ждать от него и от трезвого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии