В Слободке, после бурных обсуждений приключения и споров, какой самый большой и твёрдый предмет может сплющить «наш» станок, мы попробовали вернуться к игре, но тут выяснилось следующее… азарт пропал! Каждый из нас владел одинаковой частью общего сокровища, а значит, не владел ничем. У самого сопливого шестилетки в кармане коротких штанишек звенели блестящие, ровненькие, расплющенные механикой крышки, равно как и в кармане какого-нибудь ветерана слободских баталий. Всё было одинаковым, всего было поровну и всё обрыдло. Крышки утратили всякую цену. Игра сама собой заглохла. Остаток сезона мы доигрывали в «войнушку». Не сговариваясь, пацанва избавилась от не имеющих никакой ценности «монет», и ещё несколько дней, до приезда мусоровоза, мусорные баки в Слободке откликались копилочным позвякиванием.
Через полгода, когда сошёл снег, я заметил что-то яркое на земле рядом со своим ботинком. Пригнувшись, разглядел чудо–пепси–крышечку. И не подобрал.
*Константиновский рубль – редкая монета, отчеканенная в преддверии так и не начавшегося царствования наследника Константина, отрёкшегося от престола. Партия этих монет была переплавлена и остались только считанные, чрезвычайно ценимые нумизматами экземпляры.
Кино про индейцев
«Никого из слободских пацанов не видать, и это значит, что я буду первым, посмотревшим кино про индейцев. Вечером во дворе будут слушать только меня, а уж я расскажу… Выдам им все приключения этого Чулка так, что рты откроют». – думал я, протягивая гривенник кассирше заводского клуба.
Получив заветную голубую бумажку с нацарапанным ручкой местом, стал гадать как провести время, оставшееся до сеанса. Возвращаться в Слободку не хотелось, вдруг кто потом со мной увяжется в кино, и прощай тогда мой вечерний рассказ и прилагаемая к нему слава. Отыскав скамейку, я решил выложить на неё все свои богатства, рассредоточенные по карманам, и провести им очередной осмотр: перочинный ножик, свинцовая бита, пяток бронзовых солдатиков, рогатка, магнит, увеличительное стекло, коробок спичек, десяток бутылочных крышек, шестерёнки от разобранных часов. Вроде всё на месте. За осмотром драгоценностей время прошло скоро, и я вернулся к клубу. На подходе я пытался выудить из кармана желанный билет, но не тут-то было; рука натыкалась на всё, что угодно, но только не на него. Уже стоя перед билетёршей, я судорожно рылся в карманах, заставляя свои штаны звенеть на все лады, но ничего не помогало – билет исчез. Отошёл на тротуар и прямо на него вывернул карманы: ножик, бита, солдатики, рогатка, магнит, увеличительное стекло, коробок спичек, крышки, шестерёнки… билета нет. Понуро я побрёл домой.
Конечно, родители догадались, что со мной что-то происходит. Пришлось рассказать про злополучный поход в кино.
– Ну-ка, выкладывай всё на стол, вместе поищем, – предложил папа.
Я и выложил: ножик, биту, солдатиков, рогатку, магнит, увеличительное стекло, коробок, крышки, шестерёнки. Всё. Папа прощупал мои драгоценности и вдруг указал мне на скомканную голубую бумажку:
– Вот видишь, если бы ты не набивал свои карманы всякой всячиной, сидел бы сейчас в кино. Какой хоть фильм пропустил?
– Про индейцев, – всхлипнул я, – «Пеппи-Длинный Чулок» называется.
Не поймёшь этих взрослых – я плачу, а им смешно.
Девочка
Утро было раннее, но уже жаркое. Сонный двор развлекал меня только видом мух, роящихся над сливовым жмыхом. Вчера тут варили повидло. Было шумно и интересно: медные тазы на огне, перекрикивание соседок, мы, мальчишки, снующие от хозяйки к хозяйке в надежде получить белую краюшку, сдобренную пенкой или невзначай зацепить пальцем готового повидла и быстренько слизать. За это, правда, могло и крепко достаться – полотенцем по плечам, а то и палкой-мешалкой по заднице.
Все эти развлечения были вчера. Сегодня же я сидел один. Пацаны резвились допоздна, но меня, как всегда, старики отправили спать с закатом. Теперь умаявшиеся вчера кореша спали, а я, выспавшийся, маялся. И тут на тебе:
– Здравствуй, мальчик.
И кто же ты, такая чистенькая с бантом? За километр видно, что не слободская. «Мальчик» – надо же. Не пацан, не шкет, а «мальчик». Это что же мне тебя, девочкой называть? Услышат – засмеют. «Де-е-евочка!» Ну ладно:
– Здравствуй.
– А ты тут живёшь?
Какое тебе дело, где я живу? Шла бы ты отсюда. Пацаны придут, застанут меня с тобой, будут издеваться. Но вышло как-то само:
– Я тут на каникулах. У дедушки с бабушкой.
– О, ты уже школьник? Большой. А я в первый класс пойду. У меня мяч есть. Хочешь в «штандер»?
Прицепилась, малолетка. Вот ещё – «штандер»? Увидят, что с тобой играю – позору не оберёшься. Может тебя прогнать? А ответилось:
– Вдвоём неинтересно. Сейчас ребята подойдут, можно будет поиграть.
– Так давай пока в догонялки?
Ну, надоела. «В догонялки». Ты упадёшь, а мне достанется. Двигала бы ты куда-нибудь. А может стукнуть? Или за косу? Интересно, в голос заревёт или молча плакать будет? Не люблю, когда молча – в глаза смотрят и плачут. И когда ревут не люблю. Ну что ж, буду вежлив:
– Нет, лучше в жмурки.