Слишком много колдунов

– Ого, – ответил Питер. – Пожалуй, завтра схожу погляжу, что с чердаком. А то не далее как сегодня утром слышал там какой-то шум. Ключи только найти.

– Птицы?

– Может быть, – сказал Питер и поднял бокал. – Ну! За двойное повышение!

– Двойное? – переспросил Жак, поднимая бокал

– Нашего лейтенанта повысили до капитана, – объяснил Питер. – А принцессу повысили до королевы.

Они звякнули бокалами и некоторое время молчали.

– Так, получается, Фуке не исполнил пророчество? – спросил Жак наконец. – Он же не одолел Корентина, его убил неизвестный стрелок из чудо-штуцера. А тот парнишка, Бюнэ, он вполне нормальный.

– В общем, единственный приличный безумец был Аслан, и тот сбежал, – заключил Питер. – Кто теперь поверит Фуке?

– Главное, что в Фуке верит армия, – заметил Аслан мрачно.

– Дааа, – сказал Жак. – В кого верит армия, в того верит бог.

– Эх! – Аслан стукнул кулаком себе в ладонь. – Мне бы саблю мою тогда, нет, лучше пистолет. Один маленький пистолетик с одной крошечной пулькой!

– Бы, – саркастически произнёс Питер. – Сабля, пулька…

– Не для этого тебе мобиль в легардюкор дали, чтоб ты с пистолетиками против Фуке дрался, – со свойственными ему неприятными интонациями сообщил финансист. – Ох не для этого…

Аслан его не слушал, предавшись мечтам.

– А я ведь тебе, между прочим, предлагал огнемёт, – продолжил Жак, разглядывая бокал на свет. – Помнишь? Маленький такой, капитанский огнемётик.

Глава четвёртая, где Жак Делакруа вступает в битву за активы

Чердак был завален ящиками, узлами с одеждой, мебелью и, конечно, игрушками. Старые куклы, кубики, сабли, кораблики, наборы маленькой посуды из потрескавшейся глины, музыкальная шкатулка и почти целый дворец из папье-маше, с бумажными фигурками танцующих балерин внутри и строгими оловянными солдатиками на башнях.

Слуховое окно было разбито, остаток рамы ещё болтался укоризненно, ветер гулял по чердаку, заглядывая в самые дальние щели, и прямо перед дворцом на широком рундуке в осколках стекла лежала невиданная в этих краях и временах игрушка – большая ярко-красная птица с выпуклым стеклянным глазом и золотой полосой, идущей по боку.

Конечно, это была никакая не птица и не игрушка, а аэроплан, и лежал он вверх ногами. Дверца в фюзеляже медленно открылась, и сначала на крыло, а затем на рундук, шатаясь, спрыгнул человек в комбинезоне и шлеме, прошёл несколько шагов и упал ничком, затем перевернулся на спину. Ростом он был пальца в три, но даже и так было заметно, как он тяжело дышит. Через несколько минут, отлежавшись, пилот снял шлем.

Это была девушка.

1

Хорошая драка редко бывает длинной. В хорошей, настоящей драке голыми руками один на один с первого же удара становится ясно, кто будет нападать, а кто защищаться, кто будет идти напролом, а кто искать шансы на стороне. Сойтись один-два раза – и уже понятно, что к чему. При условии, конечно, что участники представляют, что и зачем они делают.

Ни Жак, ни Аслан себе этого не представляли, поэтому их взаимное колошматенье явно не собиралось оставить свой след на скрижалях всемирной истории драк и побоищ. В данный момент они беспорядочно и трудолюбиво лупили друг друга каждый свободной рукой куда придётся, а другой рукой они совершенно одинаковыми хватами держали противника за грудки, независимо от вертикальности положения их тел. Проще говоря, капитан эвакуации и свободный финансист катались по всей гостиной рычащим клубком, руша всё на своём пути.

Питер спустился на второй этаж, подошёл к перилам, оглядел гостиную, едва глянул на дерущихся, вздохнул и начал спускаться дальше. Стараясь не пересекаться с Жаком и Асланом, он прошёл к камину, взял кочергу двумя руками и встал в центре с выжидающим видом. Ждать долго не пришлось – уже через пять секунд два пыхтящих тела подкатились к нему, опрокинув кресло; вздохнув ещё раз, Питер быстрыми и жестокими ударами начал разнимать своих друзей. Был момент, когда драчуны направили было свой пыл против непрошеного вмешательства, но Питер, в отличие от них, ясно понимал, что и зачем он делает, и после коротких и весьма болезненных ударов по предплечьям и пальцам эти попытки увяли.

Вскоре Жак и Аслан, запыхавшиеся и злые, сидели в разных углах гостиной, утираясь и приводя себя в порядок. Как обычно, у Жака был расквашен нос, а его одежда снова нуждалась в стирке и починке; у Аслана, в силу его природной смуглости, следов битвы видно не было, и нос у него был покрепче, но зато лицо заметно изменило присущие ему пропорции – данный факт, впрочем, можно было при желании списать на какие-нибудь особенности южного фенотипа. Питер, убедившись, что они оба унялись, положил кочергу, поставил кресло, сел и спросил:

– Что на этот раз? Аслан критиковал будущую премьеру?