Слишком много клиентов

Я дал полный отчет, опустив только одну подробность: не стал упоминать, как хороша собой Мария. С него бы сталось предположить – всерьез или для виду, – что я не объективен в своих суждениях о мистере и миссис Перес из-за их дочери. Я подробно и тщательно описал дом, любовное гнездышко и даже рассказал, как разбирался с ночными сорочками. Признался, что хотел нанять Сола Пензера (десять долларов в час), но нанял вместо него Фреда Даркина (семь пятьдесят в час) – только потому, что не смог разыскать Сола.

– С Пересами встречаться не буду, – отрубил Вульф.

Где тут собака зарыта, я знал – или думал, что знаю. Однако к этому надо было подбираться постепенно, и я задумчиво кивнул:

– Конечно, они могли его убить. Но ставлю пять против одного, что не убивали. По причинам, которые я уже назвал. Это интонация и выражение лица, с которыми Перес объяснял мне, почему накинул брезент на мертвое тело. И тот факт, что миссис Перес разрешила дочери открыть дверь, когда я позвонил. Если бы мамаша убила Йигера, подошла бы к двери сама. Но главное, при нем семейство жило как у Христа за пазухой. Разумеется, он хорошо им платил. Его смерть не только лишила Пересов приличного дохода, но и обернулась серьезными неприятностями. Причем в эту переделку они попали бы, даже если бы я до них не добрался. Что будет, когда душеприказчик Йигера узнает, что покойный владел этим домом, и придет осматривать его собственность?

Я положил ногу на ногу.

– Естественно, вам это не нравится. Понятное дело, – продолжал я. – Будь это просто уединенный уголок, где он время от времени проводил ночь с любовницей, еще куда ни шло. Но тут явно другое. Похоже, по меньшей мере полдюжины женщин имеют ключи от нижней двери и лифта. А может, и все двадцать или даже больше. Мне понятно ваше нежелание ввязываться в подобную историю, но теперь, когда я уже…

– Ерунда, – изрек он.

Я приподнял бровь:

– Ерунда?

– Да. Современный сатир – это помесь человека, свиньи и осла. У него даже нет плутовского шарма. Он уже не опирается грациозно на древесный ствол, держа в руке свирель. Единственное, что он унаследовал от аттических предков, это похоть. И удовлетворяет он ее в темных углах, в чужих постелях или в гостиничных номерах, а не в тени оливы на залитом солнцем склоне холма. Описанный тобой нелепый приют плотских утех – жалкий суррогат. Но, по крайней мере, мистер Йигер сделал попытку. Да, свинья и осел, но и мелодия свирели звучит в нем, как звучала когда-то в юности во мне. Без сомнения, он заслужил свою смерть, но я бы с радостью разоблачил его убийцу – за приличное вознаграждение.

Наверно, я вытаращил глаза:

– В самом деле?

– Конечно. Но кто бы мог его предложить? Допустим, ты проявил похвальное рвение и незаурядный ум и не ошибся насчет четы Перес. Но где же потенциальный клиент? Кому мы можем поведать о существовании этого изысканного любовного гнездышка и о принадлежности его покойному мистеру Йигеру? Разумеется, не его семье и не коллегам по бизнесу. Они, скорее всего, предпочли бы, чтобы мы скрыли сей факт, а не предали его гласности. Но мы ведь не промышляем шантажом. Допустим, одна тоненькая ниточка все же есть: кто тот мужчина, который приходил вчера и выдал себя за Йигера? И зачем он приходил?

Я покачал головой:

– Сожалею, но помочь ничем не могу. Вы прочли мой отчет?

– Да. Это явно человек, обладающий особым, я бы сказал – культивированным, языковым чутьем. Он сказал: «В противном случае не стоило и приходить». А потом: «Могу я поговорить с вами сугубо конфиденциально?» И дальше: «Мне довольно». Последние две фразы просто обращают на себя внимание, первая же необычна. «В противном случае» вместо «иначе» или «а то». Примечательно.

– Вы находите?

– Нахожу. И еще: в обыкновенном разговоре он процитировал «Герцогиню Мальфи» Джона Уэбстера: «Всяк грех глаголет, но убийство вопиет». Затем «Альцилию» Джона Харрингтона: «Измена Родине себя не окупает». И вдобавок «Парацельса» Браунинга: «Чем выше ум, тем тень длиннее ляжет, отброшенная им на дольний мир»[6]. Обычно люди цитируют, желая щегольнуть эрудицией, но с чего бы ему козырять своей начитанностью перед тобой? Ты слышал его и смотрел на него, когда он говорил. Пытался он произвести на тебя впечатление?

– Нет. Просто говорил, и все.

– Вот именно. И у него запросто слетают с языка цитаты из двух елизаветинцев и Роберта Браунинга. На десять тысяч найдется лишь один человек, знакомый сразу с Уэбстером и Браунингом. Он преподаватель. Причем преподает литературу.

– Но вы-то не преподаватель.

– Я узнал только Уэбстера. Остальные цитаты пришлось искать. Харрингтон мне не знаком, а Браунинга я просто не приемлю. Итак, он один на десять тысяч, а в Нью-Йорке ему подобных меньше тысячи… Проверим твою сообразительность: если он знал, что Йигер мертв – потому, что убил его, или по другой причине, – зачем пришел сюда морочить нам голову?