Я тоже вскочил. Если бы мисс Макги попыталась встать с места, я вынужден был бы преградить им дорогу, но она осталась сидеть. Откинув голову, она в упор смотрела на Айкена, и мне еще не доводилось видеть столь каменного лица.
– Вы дурак! – (Мне еще не доводилось слышать столь резкого голоса.) – Косорукий старый дурак! Я подозревала, что именно вы его убили, но не хотела в это верить. Если бы у вас было хоть немного мозгов… И кончайте на меня таращиться! – Поскольку Айкен встал столбом прямо перед ней, ей пришлось передвинуть кресло, чтобы видеть Вулфа. – Да, он брал у меня ключи. Сказал, хочет посмотреть на комнату. Держал у себя ключи два дня. И да, я действительно сообщила ему, что собираюсь туда в воскресенье в девять вечера. Обещала держать его в курсе. В курсе! Я тоже круглая дура. – Ее голос был по-прежнему твердым, но сейчас в нем появились горькие нотки. – Боже мой, какая дура!
– Мисс Макги, вы совсем не дура. Скорее гарпия или ламия. Впрочем, я отнюдь не выношу своего суждения о вас, а просто классифицирую. Пф! – Вулф покачал головой и повернулся к Айкену. – Но хватит о том, что уже сделано. Лучше поговорим о том, что будем делать.
Айкен вернулся в красное кожаное кресло. Он сидел, положив на колени сжатые в кулаки руки и стиснув зубы, и всем своим видом пытался показать, будто ему плевать, что, конечно, не соответствовало действительности. Предвидя дальнейшее развитие событий, Вулф еще раньше продиктовал мне проект документа, а я достал из ящика стола и положил в карман заряженный револьвер «марли». Поняв, что револьвер не понадобится, я сел на место.
Между тем Вулф продолжил:
– Я в затруднительном положении. Проще всего было бы вызвать по телефону мистера Кремера из полиции, чтобы он приехал сюда и забрал вас. Но по условиям нашего договора, подписанного вами от имени корпорации, я обязан предпринять максимальные усилия для защиты репутации и интересов корпорации и не раскрывать фактов или информации, способных нанести ущерб престижу или репутации корпорации, если только мне не придется это сделать в силу своих обязательств как гражданина и лицензированного частного детектива. Это дословная передача. Разумеется, невозможно скрыть тот факт, что президент корпорации убил исполнительного вице-президента той же корпорации. Это не обсуждается. Вы обречены. С учетом имеющихся у меня улик и новых улик, которые непременно соберет полиция, ваше положение безнадежно.
Вулф выдвинул ящик и достал оттуда лист бумаги:
– Однако вполне возможно сохранить в тайне существование пресловутой комнаты и наличие связи между ней и Йегером. Ведь во вторник вечером вы сами заявили мне, что именно это волнует вас в первую очередь. Впрочем, сейчас это вас наверняка не слишком беспокоит, чего нельзя сказать обо мне. Я хочу выполнить, если удастся, все условия нашего договора, а потому приготовил для вас проект документа, который вы должны подписать. Я вам сейчас зачитаю: «Я, Бенедикт Айкен, составил и подписал следующее заявление, поскольку после беседы с Ниро Вулфом понял, что у меня нет надежды избежать разоблачения совершенного мной преступления. Делаю я это добровольно и не по принуждению Ниро Вулфа, а исключительно под давлением обстоятельств. Вечером восьмого мая тысяча девятьсот шестидесятого года я убил Томаса Г. Йегера выстрелом в голову. Я перевез его тело на Западную Восемьдесят вторую улицу, Манхэттен, и сбросил в выкопанную рабочими яму. В яме лежал брезент, и чтобы труп не обнаружили сразу, я накрыл его этим брезентом. Я убил Томаса Г. Йегера из опасения, что он может сменить меня на посту президента корпорации „Континентал пластик продактс“, лишив меня всех рычагов управления деятельностью корпорации. Поскольку последние десять лет я отвечал за развитие и процветание корпорации, подобная перспектива была для меня невыносима. Я считаю, что Йегер получил по заслугам, а потому не испытываю ни сожаления, ни раскаяния за содеянное».
Вулф снова откинулся на спинку кресла: