Помнится, у бабули в деревне хорошо было. Тепло. От людей, от того, что из ближайшего леска травой и ягодой тянуло. Дождик. Летний, слепой. По сенцам. Крап — крап. Аглая лежит на свежевыкошенном и смотрит в щели толстых балок, прикрывающих крышу амбара. А потом босиком, по влажной траве, до дома. Там уже бабуля крынку с молоком на стол поставила и хлеба свежего. Запа — ах!
Аглая проглотила слюну. Бросила быстрый взгляд на стол. Краюха хлеба и кружка с варевом. От вида варева стало муторно. Она взяла краюху, жадно откусила, озираясь, нет ли ведра с водой.
От еды ее отвлек хлопок калитки. Аглая икнула, покосилась на неаппетитную кружку и все же взяла. Нехорошо при хозяйке икать. Сделала глоток. Цыкнула сама на себя. В кружке оказался компот. Невесть из каких ягод, в них Аглая никогда не разбиралась, не сладкий, но в меру кислый, сбивающий сухоту в горле.
Именно с кружкой и куском хлеба в руке ее застал входящий.
Аглая икнула сильнее от неожиданности.
«И отчего решила, что Тала пришла? Мало ли кто может зайти, калитка — то, поди, даже не запирается».
Вошедший от вида Аглаи усмехнулся. Высокий крепкий парень в черной косоворотке, опоясанной черным же плетеным ремнем. Черные штаны заправлены в высокие кожаные сапоги. Пожалуй, вид его, учитывая события последних дней, навряд ли мог заставить Аглаю удивиться. Но брови ее все же взметнулись вверх. Поверх рубахи лежала толстая черная коса, тянувшаяся почти до пояса. Глаза на слишком белом лице казались серыми воронками под темными дугами бровей.
Аглая громко сглотнула вставший в горле последний компот. Отставила кружку, хлеб так и остался в руках.
— День добры — й! — Она снова икнула.
Вошедший нехорошо усмехнулся, оценивающе всматриваясь в девушку.
— Слышал, издалека прибыли, — сказал не здороваясь, не сводя глаз. А те то темнели, становясь черными, как угольки, то снова образовывали серую дымку, которая сверлила Аглаю.
Она растерянно кивнула. И тут же разозлилась на саму себя. И чего такого? Ну сидит, а вернее, стоит, ест, никого не трогает. Вваливается этот…
— Оно и видно, — сказал «этот» хмуро. — У нас не принято девкам в ночных рубахах перед мужиком являться.
«Девкам!» — резануло слух.
— У нас не принято без приглашения вваливаться! — Смерила вошедшего пренебрежительным взглядом и поднялась из — за стола. Принято у них здесь! Хм — м! Пусть смотрит, не голая, поди.
А он смотрел. Нагло и цинично.
— Хороша! — кивнул. Аглаю обдало жаром, да так, что щеки запылали. — Подруга, пожалуй, лучше будет. — Из жара бросило в озноб.
— А я вроде в невесты не набиваюсь, чтобы смотрины устраивать. А ты, коли «у вас» негоже на девчат в нижней рубахе смотреть, отвернулся бы.
Он продолжал смотреть и лыбиться насмешливо.
— Я разве говорил, что смотреть не принято, я сказал, что девицам негоже в рубахе перед мужиком. А коли сама показывается, отчего же не смотреть.
От возмущения затрясся желудок.
— Вон пошел!
— С чего это? — искренне удивился парень.
— С того, что это не твоя хата, нечего здесь делать.
— Ишь ты какая гонористая. — Он облокотился о косяк. — А ежели моя хата, тогда что?
— Тогда… тогда я пойду… — Аглая уверенно направилась к двери. Он не сдвинулся с места.
— В нижней одеже пойдешь?
Аглая отчего — то с надеждой глянула на божницу. Иконка смотрела укорительно — назидательным взглядом.
«Чтоб те с громом провалиться!» — подумала Аглая, переводя взгляд на непрошеного гостя.
— И что? Мне здесь не жить и детей с вашими мужиками не крестить. — Она сделала очередной, но уже не столь уверенный шаг.
— Нельзя, — сурово посмотрел гость, сложив руки на груди. Ухмылка стянулась в тонкую полосу губ. Он сощурил глаза. Аглая отступила. Нехороший у него был взгляд — темный. «С таким в глухой чаще повстречаешься, там, пожалуй, и останешься», — испуганно подумала.
— Чего на входе встал? — провозгласила голосом Талы открывающаяся за его спиной дверь.
Гость посторонился, но глаз с Аглаи не сводил.
Хозяйка вошла в избу, в руках таз, полотенце на локте. Поставила таз на стол, перевела дух и обернулась к парню.
— Так и будешь стоять? Выйди, кувшин да узел в сенях. Принеси, — закинула полотенце на плечо.
Он скривился, косо глянул на Талу.
— Не прислужка я тебе. Коли надо, так ее и направь, — кивнул на Аглаю, откинул косу назад. Взгляд так и сверлил. — Глава чуждых видеть хочет. Поутру у себя ждать будет.
— Не прислужка? Так и нечего здесь хвостом крутить. Передал? — поставила руки в боки Тала. — И на выход. Нечего почем зря отираться. Видишь, не в себе девонька, а ты и рад глазенки почесать.
Аглая, чувствуя поддержку, встряхнула головой, резко глянула в лицо обидчику. Он усмехнулся. Нехорошо. В темных глазах отразился отблеск заходящего солнца и тут же погас, поглощенный тьмой, разраставшейся в глубине зрачка.
— Давай отсель! — вскинула руки Тала. Гость скользнул в дверь. Тала направилась следом и тут же вошла обратно с кувшином. И только тогда облегченно выдохнула:
— Принес неладный. Хуже воронья. Никогда доброго слова не скажет.