Слезы, летящие к небу

Дьявол – единственный реальный обитатель духовного мира, представленный в романе. И если и Иешуа, и Левий Матвей, и Ершалаим – всего лишь морок, наваждение, плод воспаленного воображения Мастера, то дьявол со своей пристяжью – как раз и есть тот, кто заморочил в романе безбожных москвичей и внушил бедному Мастеру идею кощунственного переложения Евангелия. Все прочие герои – выдумка Булгакова, и лишь дьявол – единственный персонаж романа, который не является только литературным героем. Поэтому вопрос о реалистичности образа дьявола в романе, представляется мне ключевым для того, чтобы выяснить, наконец: за Христа «Мастер и Маргарита», или всё-таки не очень.

В православной традиции демоны определяются как существа безобразные, т. е. образа не имеющие. Подвижники, многократно видевшие искушавших их злых духов, описывают их в виде призраков, принимающих любое обличье, но я нигде не встречал у святых отцов описания демонов, как таковых (т. е. реалистичного). Когда Мотовилов стал, любопытствуя, расспрашивать преподобного Серафима об истинном облике демонов, святой с негодованием сказал, что они – гнусны. И всё. Более никаких описаний. Думается, это вовсе не заговор молчания посвящённых. Просто невозможно описать то, что не имеет внешности. Поэтому и в иконном письме бесы изображаются маленькими тёмными безликими фигурками.

В романе же они выписаны ярко, фактурно, с преувеличенным вниманием к деталям. При этом никакой гнусности в них вовсе не наблюдается, наоборот, они довольно симпатичны и привлекательны. Никакого реализма в православном понимании здесь, по-моему, нет и в помине. Есть лишь набор личин, масок ни одна из которых не показывает нам подлинного образа их носителей. Но даже если предположить, что дьявол изображен Булгаковым предельно реалистично, было бы разумно задаться вопросом: а насколько безопасно такое изображение с духовной точки зрения?

В христианской аскетике есть общее правило поведения для человека, которому явился демон. Правило очень простое, но категоричное: не вступать с этим «явлением» в разговор и не рассматривать явившегося, поскольку, бес может прельстить или испугать человека принимаемыми образами, может убедить или переубедить человека в чём угодно, так как логический аппарат у него неизмеримо более мощный, но может он всё это только при условии проявленного к нему интереса со стороны человека. Все «чудеса», все аномальные явления и «необъяснимые происшествия» творятся бесами именно для того, чтобы привлечь к себе внимание. Иначе их просто невозможно заметить.

Святые отцы предостерегают от интереса к демоническим выходкам, т. к. внимание – это та самая дверь, через которую демоны могут войти в душу человека. Но ведь в нашем случае внимание человека отдано не «всамделишним» демонам, а всего лишь образам, выписанным гениальным пером Булгакова. Уместны ли здесь святоотеческие правила? Попробуем разобраться.

У о. Андрея есть очень подробное описание языческих практик, при которых злые духи вселялись в неодушевленные предметы, что называется, «по просьбе публики». Там используется, – правда, с точностью до наоборот, – всё тот же святоотеческий принцип: внимание, отданное злым духам, даёт им возможность действовать в мире людей. Судите сами: «…психическая энергия, которую поклонник вкладывает в некий мыслеобраз, концентрируется в этом образе и постепенно отчуждается от мыслящего…». Или: «…божества создаются направленным к ним поклонением; это аккумуляторы, собирающие в себе энергию поклонения…», «…сообщенная предмету жизнь поддерживается ежедневными ему поклонениями…». В сущности, он «питается сосредоточенной на нём концентрацией мысли…».

Не могу не привести здесь комментария о. Андрея к этим практикам: «Если не знать этих языческих верований в статуи как место обитания божеств и как источник магических воздействий на человека, то будет непонятно то дерзновение, с которым христиане врывались в языческие храмы и разрушали статуи. С точки зрения «светской», это поведение кажется варварством, разрушением памятников искусства «церковными мракобесами». Но христиане видели в этих статуях именно то, что видели в них сами же язычники – не произведения искусства, а колдовские талисманы…»